Дети разлуки - [46]

Солнечный луч осветил ладонь его правой руки.

– Бакунин, – шепотом позвал Азнавур.

Микаэль повернулся к другу, который тыкал пальцем в свою ладонь, но глазами указывал на монаха.

– Посмотри на его руки. – Азнавур лишь шевелил губами.

Микаэль чуть не подскочил: глубокая затянувшаяся рана, которую можно было нанести только чем-то очень острым, отчетливо виднелась на ладони старика чуть выше линии жизни.

В колледже личность отца Элия была окружена ореолом тайны. Поговаривали, что у него есть стигматы и что они кровоточили, особенно в моменты сильного душевного потрясения, будто сигнальные лампочки, указывавшие на силу давления, которым дьявол смущает братьев коммуны.

– Сестры, что стирают ваше белье, сообщили мне, что кто-то из вас испачкал спермой простыни. Я знаю, кто именно, я вычислил его по номеру койки, вышитому на простыни, но я не предам гласности его имя, а лишь посочувствую его низкому поведению.

Мальчики украдкой поглядывали друг на друга: кто этот грешник?

– Есть вещи, которые вы еще не в состоянии понять. Пока еще нет. Великий дар любви, взаимное дополнение мужчины и женщины. Союз двух полов в браке отражает щедрость и плодотворность Создателя. Но в браке, повторяю, только в браке, к которому каждый из вас должен прийти незапятнанным душой и телом.

Послышались всхлипывания и сдержанные рыдания. Один из студентов уронил голову на руки и горько заплакал. Он был такой высокий и крупный, что еле помещался за партой.

Отец Элия, как молния, подлетел к нему:

– Ампо, сын мой, ты поддался дьяволу, но исповедайся и молись о прощении твоих грехов. Я уверен, что это больше не повторится, теперь ты будешь начеку, ты будешь бдителен и непреклонен, когда искушение подкрадется к тебе вновь. – Затем он тронул его за плечо, предлагая подняться.

– Я не виноват, – повторял парень, икая и всхлипывая, – я спал и ничего не помню, только утром проснулся весь мокрый.

Керопе, глубоко взволнованный страданиями друга, попытался оправдать его:

– Да, это правда, я сам видел, как он в туалете пытался застирать пятно.

– Две кока-колы, пожалуйста.

Официант обменялся улыбками с молодой парой, сидевшей в дальнем углу бара.

– Боишься, что тебя кто-то увидит? – спросила Франческа у Микаэля, сняв свой «монтгомери». Она была тоненькая, с едва заметной грудью.

Микаэль покачал головой:

– Мои товарищи еще на исповеди.

– А почему в церкви Босоногих?

Он пожал плечами. Ему как-то никогда не приходило в голову, почему святые отцы выбрали для покаяния студентов колледжа красивую церковь Санта Мария ди Назарет, или, по-другому, «босоногих» кармелитских монахов. Он поднял голову и в просвете витрины бара увидел на фасаде Мадонну с младенцем.

– Право, не знаю. Но она действительно очень красивая, – сказал он.

Часто случалось, что кто-то из мальчиков вдруг испытывал срочную надобность исповедаться, вероятно, потому, что в таких случаях монахи давали им разрешение на выход за пределы колледжа в одиночестве, правда, только до церкви. Для студентов это был единственный способ оказаться немного на свободе без постоянной слежки. Единственное условие – соблюдать время возвращения в колледж, назначенное директором.

– Одна и вторая. – Официант поставил на столик две бутылки с живительным напитком.

Франческа сосредоточилась на своей кока-коле.

– Ты уже пробовала ее? – спросил Микаэль.

– Да. Мама говорит, что она вредная.

– Мне нравится шрифт, которым написано название, буквы словно обнимаются.

– И правда. – Франческа внимательно рассмотрела этикетку.

– Какую тебе? – спросил Микаэль и повертел двумя соломинками.

– Какие красивые! Я беру синюю.

В баре никого не было. Уборщица подметала крошки под стойкой.

– Ты скучаешь по семье?

– Иногда. Ностальгия.

– У тебя пожилые родители?

– Моей матери пятьдесят один год, а отец…

– Что?

– Умер два года назад.

Франческа втянула первую порцию напитка через синюю соломинку. Глаза ее наполнились слезами.

– Ее надо пить потихоньку, а то будешь плакать, – пошутил Микаэль.

– Извини.

– Что с тобой? – спросил он нежно.

– Проблемы в семье. У папы появилась другая женщина, и не только.

– То есть?

– У него будет ребенок от нее. Через пару недель он уйдет из дома и… – Она не закончила фразу и заплакала.

Микаэль обнял ее за плечи.

– Ну-ну, не надо, прошу тебя, – он тихонько провел пальцами по ее мокрой щеке, – Франческа.

Золотые сверкающие глаза посмотрели на Микаэля. Прошло несколько секунд. Она смотрела на юношу, спрашивая себя, можно ли ему довериться. А он любовался ее красотой и думал, что, может быть, она считает и его привлекательным.

Потом Микаэль, сам того не сознавая, поцеловал ее. Это случилось непроизвольно, искренне, он будто желал сказать: я здесь и, если ты захочешь, тебя не оставлю, я буду рядом с тобой. Франческа застыла, взволнованная. Он отпустил ее, боясь, что не сможет сдержаться от чувства смятения и опьянения ароматом апельсиновых цветков.

– Ты раньше целовал кого-нибудь? – спросила его Франческа, покраснев.

– Да, – соврал он.

С улицы кто-то постучал по стеклу. Они повернулись на стук и увидели сплюснутый нос, прилипший к запотевшему стеклу.

Франческа засмеялась: