Дети разлуки - [136]

 – Евгения Козлова, тайного агента под прикрытием.

Я начал работать в порту – идеальное место для наблюдения за чужестранцами, которые причаливали там на своих яхтах и кораблях. Я развозил по городу и по округе ящики с рыбой, снабжал государственные столовые, больницы, аэропорт, ту же военную базу. Куда бы я ни попадал, вынюхивал, как ищейка, и пропускал как бы через решето всех, кто по той или иной причине попадал под подозрение. Я часто летал в Магадан к начальству, получал следующее задание и инструкции к нему. Я появлялся в аэропорту в одежде продавца рыбы, а садился в самолет одетый в элегантный костюм с шелковым галстуком, словно богатый бизнесмен.

Безжалостность – первое правило, которое я выучил. «Все для Родины и советского народа» – это слова из клятвы, которую я дал в день получения диплома. Во имя этого принципа я совершал преступления. Перечислю лишь некоторые из них:

• 1956 год: французская пара, Жан-Леон и Беатрис, прибыли в Советский Союз под видом польских зоологов по имени Ян и Мария с целью исследования жизни моржей в северных морях. На самом деле они должны были сделать фотографии в закрытой военной зоне. Их обуглившиеся тела были найдены в перевернутой машине недалеко от крутого поворота прибрежной дороги.

• 1958 год: американец Крис Метсикос прибыл в Москву под видом кипрского бизнесмена по имени Кристос Метсовопулос с целью заключения договора с предприятием «Технодрев» по поставке сосны и сибирской лиственницы. Вместо этого он попытался выкрасть на предприятии важные документы касательно формулы топлива, получаемого на базе древесной стружки. Когда его настоящая личность была раскрыта, он был убит в одном из заведений Магадана.

• 1961 год: английская семья Макаббей, отец, мать и их дети, четырех и семи лет, утонули во время экскурсии в Авачинской бухте. Макаббей, правый экстремист, готовил терракт в Петропавловске и собирался использовать членов своей семьи как прикрытие.

Я совершал каждое преступление с невозмутимостью робота. Я воспринимал это просто как работу, которую надо было выполнять. Несчастье, которое я ощущал при этом, казалось, облегчало мою боль, как бальзам, нанесенный на раны, которые я носил в себе.

Я превратился в чудовище и убежден, что так бы им и остался, если бы не встретил Аннушку на своем пути…

Евгений остановился, засомневавшись, как продолжить письмо, – история дошла до момента, который он боялся раскрывать. Он поднял глаза и увидел на столе тряпичную куклу с длинной соломенной косой, прислоненную к стене. Рядом стояла фотография. Он взял ее в руки и стал внимательно рассматривать. На снимке на фоне пурпурного заката стояли он, Микаэль и слегка улыбающаяся Роз между ними. Снимок был сделан в тот день, когда он отвез брата и сестру в «Ясную Авачу». Они только что вышли из закусочной, и Микаэль попросил прохожего сфотографировать их, протянув свой «Кодак инстаматик».

Прижав фотографию к груди, Евгений посмотрел в окно, из которого за деревянной терраской виднелась бухта.

Все было покрыто снегом, словно белым покрывалом, приглушая шум города, зажатого в ледяных тисках.

Когда Евгений снова взялся за ручку, он знал, как продолжать.

Его рука быстро скользила по бумаге, не слишком заботясь о почерке. Он должен был спешить и закончить письмо прежде, чем передумает.

Аннушка, которую я упомянул в самом начале, вошла в мою жизнь в далеком 1962-м.

Утром я доставлял, как обычно, рыбу по адресам, которые были указаны в записной книжке. Это было в мае, я помню, и хотя было еще довольно холодно, дни стали длиннее и неясное еще обещание весны уже ощущалось в воздухе. Я чувствовал, как жизнь струится в березовых стволах, в луковицах сидящих в земле лилий, в весело журчащей речной воде.

Природа походила на цыпленка, который вот-вот вылупится из яйца.

Я ходил по коридорам приюта, куда только что доставил товар, когда заметил тень, человеческую фигуру в кресле-каталке. Приблизившись, я увидел, что это молодая женщина. Она подняла голову, словно очнулась от сна, к которому ее приговорили. Не спрашивай меня, почему я приблизился к ней, она притягивала меня, как магнит.

Она была очень худа, с тонкими ножками, выглядывавшими из-под юбки, опиравшимися на подставку. У нее были блестящие светлые волосы, заплетенные в длинную косу, а на бледном осунувшемся лице выделялись глаза, зеленые, как изумруд в старинных персидских тиарах. Когда она посмотрела на меня, я чуть не споткнулся, точно собака, которую хозяин потянул за поводок. Я обратился к ней, но сразу же понял, что она не могла говорить. Аннушка пребывала в своем немом окаменелом мире. Она только мычала, размахивала руками, чтобы объясняться, а ее тело и ноги оставались неподвижными, словно заключенные в мраморный панцирь.

Она улыбнулась мне, подозвала к себе, вероятно, полагая, что сможет наконец произнести слова, которые томились, как в клетке, в ее головке. Завороженный, я встал на колени перед этой принцессой на троне и посмотрел на нее вблизи, так близко, что мог сосчитать сверкающие лучики в ее ясных больших глазах. Она погладила мою повязку, единственный человек, который сделал это, и единственная, кому я позволил это сделать. Мы так и застыли. Даже не знаю, сколько времени это продолжалось, пока не случилось нечто прекрасное. Ее обезоруживающая невинность пронзила меня. Я был поражен ее душевной чистотой, которую уже не чаял встретить, думая, что она давно исчезла в мире. Я горько заплакал. Рядом с ней я вдруг понял, какое омерзительное уродство со временем закралось в меня, как коварная ядовитая змея, превратив меня в то отталкивающее существо, которым я стал. Она между тем продолжала улыбаться странной и в то же время ободряющей улыбкой, словно была рада тому, как наша встреча повлияла на меня