Дети разлуки - [135]

.

Мои успехи в учебе вызывали злобу и зависть у товарищей по классу, которые с презрением звали меня «найденышем». Часто они насмехались надо мной, и не только потому, что у меня не было семьи, а просто из-за моего обезображенного лица. Моя раздражительность росла, находя выход в жестоких драках, в стычках, возникавших неожиданно и на пустом месте. Хватало косого взгляда, брошенного замечания или улыбки с намеком.

– Эй, найденыш, смотри, куда ставишь ноги! – однажды бросил мне сын крупного начальника, Федор, которого я случайно задел в коридоре академии.

– Не столько найденыш, сколько кривой, – издевательски поправил Антон, его друг. На нем была форма с иголочки, и он с пренебрежением озирал мою фланелевую серую тужурку, которую я унес из больницы.

Кровь ударила мне в голову, я бросился на него, повалил наземь и бил со всей злостью, накопившейся во мне к тому моменту.

– Повтори еще раз, и это будут последние слова, которые произнесет твой рот! – кричал я. – Потому как, запомни, я – лев, а ты – антилопа!

Такой была моя жизнь три последующих года. Я никогда не ходил в увольнительную, впрочем, эта военная база была сама по себе целым миром, в котором хватало всего, что молодой человек мог пожелать. Постепенно ко мне вернулся вкус к жизни. В конце недели казарма оживлялась, водка текла рекой, но были и пиво, и вино, и постоянный приток проституток, на которых офицеры закрывали глаза.

Скоро я получил свой первый сексуальный опыт…

К концу обучения я был вторым в классе, и только из-за своего социального статуса, в противном случае был бы первым. Я подготовил диплом о пропагандистском значении кинематографа на примере лент великих режиссеров: Эйзенштейна, Пудовкина и Вертова. Это была тема, которую Богданов, большой любитель кино, особенно высоко оценил. Потом он признался мне, что некоторые детали, которые я упомянул в своей дипломной работе, были ему неизвестны. Например, что вместо настоящего броненосца «Потемкин» в одноименном фильме Сергея Эйзенштейна снимался броненосец «Двенадцать апостолов», которому придали необходимое сходство.

– Твой диплом написан блестяще, – сказал он, искренне пожав мне руку. Он считал меня своим творением и, что бы там ни говорили в его адрес, оставался объективным человеком, умеющим признавать чужие заслуги.

Несколько дней спустя меня пригласили на собрание, в котором участвовали многие офицеры высокого ранга.

– Товарищи, перед вами гадкий утенок, который превратился в лебедя, наш Евгений Козлов, – начал свою речь Богданов, представляя меня удостоенным множества наград военным под именем, которое, как он прекрасно знал, не было моим.

По такому случаю я тщательно вымылся, аккуратно причесался и надел форму защитного цвета, которую мне одолжили. Слишком узкая фуражка сжала мне виски, вызвав мучительную головную боль.

На последовавшем приеме меня представили адмиралу Тучевскому.

Мы много говорили о великом Советском Союзе, о его славном будущем, ну и о моей амнезии тоже.

– Это отсутствие воспоминаний освобождает тебя от ненужных связей, – вмешался в какой-то момент Богданов, который стоял в сторонке, слушая нас.

– Отправим его в Магадан, КГБ наверняка нуждается в таких головах, как его, – предложил адмирал, улыбнувшись мне.

Я ответил ему тем же, наклонив голову, и этот жест они наверняка интерпретировали как согласие, потому что несколько месяцев спустя меня перевели в казарму столицы Колымского края.

На этот раз не как заключенного, а как свободного человека, с именем и паспортом.

В Магадане я приобщился к тонкому и скрытному искусству шпионажа.

Шпионаж: незаконная деятельность, направленная на получение информации политического, военного и экономического характера – вот определение понятия в любом смысле.

В местном органе КГБ, располагавшемся в бетонном здании напротив огромной статуи Ленина, я провел взаперти целый год, изучая различные виды боевых искусств, тренируясь в стрельбе и даже изучая актерское мастерство и искусство переодевания. Немного по примеру ниндзя, японских разведчиков эпохи Средневековья.

В реальности, как я узнал немного погодя, из меня собирались делать не шпиона, но эксперта по выявлению разного рода шпионов, которые внедрялись в Советский Союз, выдавая себя за туристов, деловых людей или верных последователей коммунизма. В наших досье на них можно было найти необыкновенные истории, которые превосходили самую невероятную выдумку.

К концу моей подготовки я стал прекрасным стрелком. Я мог попасть в любую мишень, даже в движении, будь то заяц или медведь, и прекрасно владел рукопашным боем голыми руками или с холодным оружием, кинжалами, мечами и саблями.

Это был настоящий спектакль, когда я был в действии, тем более, дорогой Томмазо, что я был практически слеп на левый глаз. Я все время скрывал его под черной повязкой, которую носил без особого желания, но мне пришлось смириться, потому что это был единственный способ спрятать ужасный шрам от ожога, который обезобразил мое лицо.

По прошествии года я вернулся в Петропавловск.

Если не считать рыболовства и деятельности на территории военной базы подводных лодок, Петропавловск был довольно скучным местом. Но у меня было много дел, потому что шпионы из западных стран так и лезли по морю или по воздуху, поскольку дорог, соединяющих полуостров с материком, нет. Мне сразу же дали квартиру и работу, обе весьма скромные, поскольку ничто не должно было привлекать внимания или вызывать подозрение в отношении нового жителя города, тем более возникшего из ниоткуда,