Дети Луны - [16]

И только тут я спохватился: как мог звонить телефон, если кабель поврежден? Восстановили? Сейчас, заполночь?

Я подошел к столику, старому журнальному столику времен пятилетки качества, снял трубку и поднес к уху.

Мертвая тишина. Как и должно быть. Ночные ремонтники, щас! Мы не в Чикаго, моя дорогая! — последнюю фразу я сказал вслух, Маркизе.

Та потерлась о ножку столика и пошла в ванную. Санузел совмещенный, а она, умница, привыкла пользоваться ватерклозетом.

Пришлось ждать очереди.

Хорошо, Маркиза читать не умеет.

Наконец, кошка вернулась. Вот и славно, вот и ладно, вот и мир в моей семье.

А телефонный звонок мне просто приснился. Бывают же сны, которые реальней яви.

Не успел я вновь пригреться в постели, как в дверь постучали. Просто явочная квартира, право. Не дают мне покоя то милиция, то упыри, то Фе-Фе, кого теперь нанесло? Не иначе, прослышали про «Гжелку» и слетаются, комариное племя. Ни капли не дам!

— Корней Петрович! Корней Петрович! — звала баба Настя, санитарка.

— Что случилось? — спросил я через дверь.

— Федор Федорович не у вас?

— Нет, — я, наконец, отпер дверь. Она, баба Настя, а вовсе не Дракула.

— Ой, что же делать? Никого ж в больнице из докторов нет!

— Что делать, что делать… — я посторонился, пропуская санитарку внутрь. — Известно, что…

Действительно, известно. Фе-Фе, похоже, после меня зашел к кому-нибудь еще, потом опять, и опять, и теперь либо спит в гостях, либо голова в кустах. Требовалось доложить главврачу, что больница осталась без дежурного, тот волевым решением назначит другого. Ну, а утром — разбор полетов.

— Чем тревожить Алексея Васильевича, решим так: на дежурство заступаю я, а об остальном подумаем утром.

— И верно, и хорошо, — обрадовалась баба Настя. Обрадовалась тому, что не идти ей к дому главврача, потом не идти поднимать назначенного на дежурство. Все бы на нее ворчали, ругались, гонцов с дурными вестями не жалуют. А я и не ворчу, и ноги ее жалею.

Нет, я вовсе не добряк. Просто, узнав, что баба Настя уже побывала у меня, главврач меня в дежурств и поставит. Все равно разбужен.

— Вы одевайтесь, а я у крыльца подожду, — деликатно решила баба Настя.

Едва я натянул последний носок, как Маркиза принялась выть — страшно, протяжно.

Я постоял, чувствуя, как холодный пот течет по хребту.

— Маркиза, ну чего ты, кошечка, — голос мой звучал жалко и слабо.

Она замолчала, и шмыгнула под диван.

Теперь я напугался по-настоящему.

В окно видно было плохо, все-таки ночь, но у входа в подъезд почудилось мне что-то очень нехорошее.

Уже не думая, смешно выгляжу, или нет, я схватил пистолет в одну руку, топорик в другую — и лишь затем кинулся вон. Фонарик сунул в карман: луна кое-как светит, а узкий луч фонарика, высвечивая малое, скрывает большее. Да и рук у меня только две.

По темной, но знакомой лестнице я спустился очень быстро. Висевшая на одной петле дверь подъезда чуть поскрипывала на ветру.

Я шагнул наружу.

Неподалеку, в пяти шагах, виднелись две фигуры.

— Вот я тебя, — сказал я хрипло.

Одна из фигур поднялась и бросилась на меня.

Хорошо, я загодя с предохранителя снял пистолет и дослал патрон. Выстрелил не задумываясь. Будь это боевой пистолет, стрелял бы, конечно, в воздух, а так — на поражение. Пусть покашляет, поплачет. Или обездвижется.

Но начинка в патроне оказалась иной. Лиловая вспышка, несильная, не слепящая, вырвалась из ствола и окутала приближавшуюся фигуру светящимся облачком. Словно рой светлячков был в патроне. Но эти светлячки стоили ос — жестоких, злых и беспощадных. Нападавший зашипел, как шипит раскаленное и опущенное в воду железо. Зашипел и кинулся прочь. Через несколько мгновений и он, и окружавшие его светлячки скрылись за гаражами, что стояли метрах в сорока от дома.

Я положил топорик на землю и, не опуская пистолета, достал фонарик. Он светил тускло, беря пример с луны в облаках.

Увидел я достаточно. В пыли лежала баба Настя, руки и лицо ее были в крови.

Я прикоснулся к артерии на шее.

— Ох, доктор, ушел он, окаянный? Ушел?

— Убежал, — похоже, санитарка пострадала меньше, чем мне думалось. — Как вы себя чувствуете?

— Кажется… Кажется ничего не сломала… Но покусал, поцарапал он меня… если б не ты… — баба Настя всхлипнула, и стала подниматься. Я хотел помешать ей, мало ли, сначала сгоряча вскочит, а потом коллапс. Но она уже стояла, тихонько подвывая, не зная, что делать, куда бежать.

Не знал и я. Поэтому осмотрел раны более внимательно и решил оставить больную у себя. У себя дома, то есть. Раз уж так получилось. Небольшая аптечка, что хранится на дому, позволит обработать раны. Укушенные раны. И весьма глубокие. Баба Настя просто находится в возбужденной стадии шока, потому и держится. Адреналин. Но хватит его не надолго.

— Эй, Корней Петрович, ты стрелял?

Голос донесся из углового окна. Сосед сбоку, Володя.

— Я.

— Видишь, это он, я ж тебе говорил, — сказал он, обращаясь к кому-то в комнате. К жене, к кому ж еще. Затем опять повернулся в окно.

— А зачем?

— Бандит напал на бабу Настю, санитарку. Ранил.

— Ее в больницу нужно?

— Нужно. Только телефон не работает, да и «скорая» с больным уехала далеко.

— Моя машина на ходу. На ней и отвезем, ладно?