Дети каменного бога - [6]

Полночи Гайрон ворочался убеждая себя, что случилась обычная вещь, даже второму сыну из такого дома как Рэм не на что надеяться в подобной ситуации, чего уж говорить о четвертом. Проиграв схватку с самим собой, Гайрон поднялся и взял эсверсский клинок. Прикосновение к холодной рукояти, успокоило его, он снова лег и быстро заснул в обнимку с мечом.

Снова этот сон. Гайрон обнаружил себя возле черной крепости. Фигура безглазого старца все еще стояла перед воротами. Юноша приблизился, и старец поднял голову. На этот раз в глазницах бушевал огонь, и два узких зрачка цвета раскаленной до бела стали внимательно посмотрели на него.

Гайрон подошел к старцу с пепельной бородой на расстояние вытянутой руки и увидел, что опираясь на короткий посох он стоит на одном колене. Старец смерил юношу взглядом и медленно кивнул, не спеша протянул руку и положил ее Гайрону на плечо. Внезапно юноша почувствовал, что на него взгромоздили гору, и он вот-вот провалиться под землю. Несколько мгновений ему было неимоверно тяжело, но крепко сжав рукоять эсверсского клинка он выстоял. Старец поднялся с колена и убрал руку. Сон быстро улетучился. В узкое окно светили яркие солнечные лучи, а снаружи доносились голоса и шум колес. Город уже не спал.

Пока Конус занимался рутинными делами префектуры Глата, а Слай не желал выбираться из мягких перин, не стесняясь при этом громко храпеть на весь этаж, Гайрон отправился на прогулку в город.

К своему удивлению, юноша не увидел ничего из того, что рассказывали про провинциальные города. Сточные воды так же, как и в столице текли под мостовой. Вокруг ухоженные дома, чистые и опрятные горожане не спеша бредущие по своим делам.

Галат процветал за счет своих ремесленников. Большая часть элитного имперского оружия и доспехов ковалась в его кузнях. Для этих целей сюда со всей империи доставлялась уже обработанная руда. Различные механизмы от двойных замков до сложных, почти непостижимых уму стрелочных часов придумали именно здесь. Еще одним новшеством, обогатившим Галат стала школа мастеров, где за высокую цену желающие могли освоить ремесло на выбор.

Гайрон прошел по центральной улице к западным воротам и спустился в квартал кузнецов. В полдень палящее солнце прогнало людей с улиц, мастера попрятались в свои каменные дома и вытирая пот со лба юноша шагал по опустевшему переулку разглядывая причудливые приспособления, расставленные под навесами вокруг кузнечных печей.

Гайрон уже собирался повернуть обратно, но с другой стороны переулка донеслись удары молота. Желая посмотреть на одного из знаменитых на всю империю мастеров за работой, борясь с жарой и желанием поскорее оказаться среди прохладных стен дома Конуса, он все-таки дошел до широкого навеса под которым даже в такую погоду не прекращалась работа.

Лысый, коренастый бородач встретил Гайрона недружелюбным взглядом. Верхная часть длинной густой бороды кузнеца была перевязана черной лентой, а нижняя спрятана под кожаным фартуком.

Гайрон подошел ближе, и кузнец еще раз окинул его взглядом. Глаза бородача остановились на эсверсском клинке, и он замер с занеся молот над наковальней.

— Малый цверг, — тихим низким произнес он.

Кузнец сунул заготовку в печь, отложил молот и щипцы, снял рукавицы и вытер ладони о штаны.

— Могу я взглянуть? — спросил он.

Обычно Гайрен не любил, когда прикасались к его личному оружию, но увидев бездонную тоску, заполнившую глаза кузнеца, сделал исключение. К тому же кто лучше мастера оценит это замечательно оружие.

— Малый цверг, — повторил бородач, взяв в руки меч, словно священную реликвию.

Кузнец извлек меч из ножен, несколько раз осторожно взмахнул им и вложил обратно.

— Таких теперь не делают, — с грустью сказал он, возвращая клинок.

На расспросы на счет произнесенного названия кузнец не отвечал, вернувшись к работе, он заглушил слова Гайрона звонкими ударами молота. Возвращаясь, юноша думал о том, что Слай возможно не соврал по поводу цвергской стали.

* * *

Слай проснулся после полудня. Лениво потянувшись, подумал о том, что не спал так хорошо уже целую вечность. Слуги выполняли свои обязанности настолько тихо, что он не проснулся, когда они заносили в комнату его дорожный сундук, этим утром доставленный из таверны.

На всякий случай он открыл замок и поднял крышку. Вещи внутри лежали в целости и сохранности. Одна смена одежды, сапоги для верховой езды и новомодная зубная щетка с густой щетиной. Все остальное место занимали тома его собственноручных записей на давно забытом в империи языке.

Благосостояние Конуса Хорка, старый прохвост оценил, как — выше среднего, в гостевой комнате слева от кровати, напротив окна висело зеркало в половину человеческого роста и непросто гладко отполированная бронза, а настоящее стекло с серебряной амальгамой, большая ценность.

Слай усмехнулся, вспомнив старо-имперскую примету, разбитое зеркало означало скорую смерть, но действовала она только в том случае, если зеркало разбивал слуга, тогда его судьба повисала на волоске и зависела от того насколько кровожаден его хозяин.

Вид отражения, стер улыбку с лица и погасил искорки в глазах. Три глубоких поперечных колеи на лбу образовались от тысяч часов кропотливой работы над восстановлением забытого языка. Лучики, расходящиеся в уголках глаз и морщины на щеках плата за вечную улыбку, тщательно скрывающую истинную цель. Лишь две тонкие рыжие пряди тонущие в потоке седины, безвозвратно уносящей молодость, напоминали о растворившемся мираже юных, беззаботных лет.