Дети из дома № 300 - [4]
В тёмном углу, за сараями, стояла большая картонная коробка. В коробке что-то шевелилось и скулило. «Что это в ней?» — подумал Дзюн.
Он открыл крышку коробки и изумлённо вытаращил глаза.
В коробке сидел маленький белый щенок.
— Вот это да! Собака!
Щенок вертел хвостом, опустив морду, словно ему было стыдно чего-то.
Дзюн, весело засмеявшись, взял щенка на руки. Щенок тихонько лизнул его в подбородок.
— Ну, будет, будет! Какой ты славненький, беленький!
Тут Дзюн вспомнил, что Фусако очень хотела иметь собаку.
— Вот хорошо! Отнесу Лягушонку. Обрадуется, наверно, — прошептал Дзюн, заглядывая в глаза щенку, уютно устроившемуся у него на руках.
— Значит, письмо ты положил в коробку вместо щенка? — спросил Каттян.
— Ну да! Надо же оставить что-нибудь взамен, если стянул что-то потихоньку.
— Это уж точно! Здорово ты их надул. Гы-гы-гы! Вот удивятся. Поднимутся ни свет ни заря — глядь, а там… гы-гы-гы… — Дабо просто давился от смеха.
— Го-го-говорят: «Кто ра-рано встаёт, то-то-того удача ждёт», а тут всё наоборот, — заикаясь, выдавил из себя Очкарик Мацу, покачивая маленького братца Умэо, привязанного у него за спиной. — Весёлое у них будет утречко!
Быстрым движением руки он вздёрнул свалившиеся было с носа круглые очки в пластмассовой оправе, длинное лицо его улыбалось.
— В высоких домах животных вообще держать запрещено. А они тайно решили щеночка завести. Заметят взрослые, опять выкинут беднягу. Вот я и подумал: щенку будет гораздо лучше в доме Лягушонка. Верно?
— Ну да! — кивнул Тёбо. — Правильно Дзюн говорит. А если они прибегут и станут требовать собаку да называть нас ворами, мы сразу же расскажем о щенке управляющему их домами, и тогда им всыплют, а не нам.
— Вот, вот, — согласился Очкарик, кивая.
Фусако молча играла со щенком.
— Лягушонок! Как ты назовёшь его? — спросил Дабо.
— Я думаю… Как вы считаете, ребята, подойдёт ему имя Тайхо? Смотрите, какой он толстый, и мордочка приятная, и сильный как будто.
— Как у чемпиона по борьбе сумо?[5] — Дабо, шмыгнув носом, обвёл всех взглядом, как бы спрашивая мнение ребят.
Все молча согласились.
— Тогда я пойду домой. Надо ему будку соорудить.
Лягушонок, бережно прижимая к себе щенка, побежала домой. Остальные ребята остались у дома Каттяна.
Утром следующего дня ребята из дома № 300, умывшись и позавтракав, сразу же пошли на Гору-за-храмом и принялись за работу.
Они спешили — возможно, в десять утра у входа в храм предстоит драка с «пончиками».
«Кана-кана-кана…» — звенели цикады. Обычно они стрекочут в сумерках, а тут с утра распелись — наверное, к хорошей погоде.
В это время послышались удары палки о старую сковородку.
Тёбо воткнул в землю лопату и проворно полез на дуб.
— В сковородку бьёт сама круглая, как сковородка, мама Очкарика Мацу. Одной рукой стучит по сковородке, другой прижимает к себе младенца. А по насыпи, виднеющейся там, вдали, мчится красная электричка, — певучим голосом, подражая гиду экскурсионного автобуса, сообщил Тёбо.
— Ну вот! Опять нянчить заставит. Совсем некстати! — огорчился Очкарик Мацу.
И тут Тёбо заметил какое-то странное движение у храма. Быстро подкрутив линзы бинокля, он навёл его на храм.
— Этого ещё не хватало! — невольно вырвалось у него, и по спине пробежал неприятный холодок.
— Каттян! Каттян! — позвал он, откинув бинокль, привязанный резинкой к ветке. — Тревога!
— Что там?
— «Пончики» идут! Вон там они.
— Где это «там»? — спросил Дабо.
— По горе поднимаются, из-за храма. Три… четыре… семь…
— Гм… Опередили всё-таки! — резко бросил Каттян.
Глава третья
КТО КОМУ ДОРОГУ ПРЕГРАДИЛ
— Мда… нехорошо, что они сюда движутся.
Каттян стоял нахмурив брови и скрестив на груди руки, лицо его было озабоченно.
— Почему нехорошо? Давайте на горе драться. «На своём поле», как у спортсменов, — сказал Дабо. — На горе даже лучше — с какой стороны ни нападут, сразу видно. Отобьёмся. А, ребята?
— Вытри нос, Дабо. Не горячись, без тебя понимаем, что к чему. Тут не спеша обдумать надо.
— А что думать. Драться, и всё.
— Нельзя их сюда подпускать. Сразу узнают, что мы пещеру роем. Я нарочно написал в письме, чтобы они пришли к храму. Хотел туда заманить.
Дабо вытер рукой нос и ловко обтёр её о штаны. Это был его коронный номер — вроде лучшего трюка актёра театра Кабуки[6].
— Значит, они не поддались на нашу удочку, — буркнул он.
— Ну ладно. Сделаем так: раз они уже здесь, постараемся увести их подальше от пещеры. А ну-ка, живо прячьте лопаты. Заходите к ним в тыл. Дзюн — в разведку! Что бы ни случилось, к пещере не приближаться. Все слышали?
— Все! — подпрыгнул нетерпеливый Дабо, постучав себя рукой по груди.
— Каттян, а что делать с Тайхо? — спросила Фусако, поспешно отвязывая верёвку, которой щенок был привязан к дереву.
— Отведи его домой.
— Вот ещё! Я тоже хочу драться. Надо же отомстить Красной Майке, — храбро заявила Фусако.
— Давай я его отведу, — предложил Очкарик Мацу, всё ещё топтавшийся у пещеры.
— Ну, пошли. Смотрите не попадайтесь им на глаза.
Ребята, словно мыши, шмыгнули в траву, и она скрыла их с головой.
Подул ветер.
Трава зашелестела.
— Постойте! — окликнул ребят Каттян. — Я вспомнил одну вещь. Возьмите ветки и заткните их за пояс или за воротнички рубашек.
