Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - [104]

Шрифт
Интервал

в романе – или тогда начинающий фокусник Эмиль Кио.

Здание несколько раз перестраивалось, но можно разглядеть на нем купол – знак «циркового прошлого» – и представить себе кабинет финдиректора Римского (гл. 10, 14), который «во втором этаже театра двумя окнами выходил на Садовую, а одним… в летний сад Варьете, где помещались прохладительные буфеты, тир и открытая эстрада»[327], т. е. сад «Аквариум», в основном сохранивший свой прежний вид, но лишившийся и старых вышеперечисленных построек, и «голубого домика», где избивали администратора Варенуху.


2.

Пройдем от Триумфальной площади вниз по Тверской до Пушкинской площади. Поэт Рюхин, сопровождавший Бездомного в клинику Стравинского и подавленный всем происходящим, возвращается в Москву – и видит, «что грузовик его стоит, застрявши в колонне других машин у поворота на бульвар, и что близехонько от него стоит на постаменте металлический человек, чуть наклонив голову, и безразлично смотрит на бульвар»[328].

До 1950 г. памятник А.С. Пушкину (скульптор А. Опекушин, архитектор И. Богомолов), созданный по подписке, стоял там, где и был установлен в 1880 г., – на Тверском бульваре.

«Нападая зачем‑то на никого не трогающего чугунного человека», поднял руку осознавший свою бездарность поэт Рюхин, для которого Пушкин – «пример настоящей удачливости»[329].


3.

В доме 25 «по Тверскому бульвару», «Доме Герцена», где сейчас находится Литературный институт, в 20‑х годах помещался целый ряд писательских организаций: РАПП (впоследствии ВАПП), МАПП, литературные группы, например «Кузница», т. е. реальные прообразы МАССОЛИТа – Московской ассоциации литераторов. В этом доме много раз бывал Булгаков, в частности на собраниях объединения «Литературное звено». Дом известен как исторический памятник еще допожарной (1812 г.) Москвы, он включает даже палаты первой половины XVIII в. Первоначальный въезд в усадьбу был с Бронной улицы; в начале ХIХ в., когда создавалась парадная застройка вдоль Тверского бульвара, здание было перестроено, фасад, обращенный к бульвару, стал главным и получил коринфский пилястровый портик с фронтоном. Тогда же была выстроена вдоль бульвара белокаменная ограда с коваными решетками сложного рисунка. В этом доме родился А.И. Герцен в 1812 г., когда его отец жил здесь у своего брата, камергера А.А. Яковлева. В центре сада перед домом в 1959 г. установлен памятник Герцену работы скульптора Мильбера. Почему же этот дом в романе назван домом Грибоедова? Конечно, это прежде всего литературный прием, заставляющий читателя вспомнить грибоедовскую Москву «Горя от ума». Но между «Домом Герцена» и «Грибоедовым» есть и другая связь.

Сын камергера А. Яковлева, владевшего домом с начала прошлого века, Алексей, выведенный Герценом в книге «Былое и думы» под именем Химика, упомянут в комедии Грибоедова как племянник княгини Тугоуховской, которая говорит о нем:

…И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.
От женщин бегает, и даже от меня!
Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник…[330]

В 20-е годы XX в. в цокольном этаже «Дома Герцена» действительно существовал ресторан с открытой летней площадкой и знаменитым оркестром (там играл модный в ту пору джаз – оркестр Цфасмана, исполнявшего в собственной обработке знаменитый американский фокстрот «Аллилуйя»). Только вход в ресторан был свободный, а не по массолитовским пропускам. Именно сюда, к «Грибоедову», пришел Иван Бездомный в поисках иностранного профессора и здесь был связан полотенцами и отправлен в клинику Стравинского (гл. 5); этот дом в романе загорелся после «обильного и роскошного, но крайне непродолжительного» обеда Коровьева и Бегемота (гл. 28), и «здание сгорело дотла… одни головешки!»[331].


4.

Вернемся по Тверскому бульвару к Тверской улице и пройдем по ней до Большого Гнездниковского переулка. Этот отрезок пути прошел Мастер вслед за Маргаритой, которая «несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы… Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась… Повинуясь этому желтому знаку», Мастер «тоже свернул в переулок и пошел по ее следам»[332] (гл. 13).

Этот «кривой, скучный переулок», по всей видимости, Большой Гнездниковский. Именно здесь, в этом переулке, в доме Нирнзее в феврале 1929 г. М. Булгаков впервые увидел Елену Сергеевну Шиловскую, ставшую впоследствии его женой и прообразом героини романа.

Дом 10 по Большому Гнездниковскому переулку, выстроенный в 1913–1914 гг. по проекту его владельца инженера Э.К. Нирнзее, считался первым московским небоскребом; на самом верху была устроена смотровая площадка и небольшое кафе «Крыша». Здесь разворачивалось действие булгаковского очерка «Сорок сороков».

В 20-е годы в этом доме помещались редакции газет и журналов, в частности газеты «Накануне», где часто бывал начинающий писатель. В подвале находился маленький театральный зал, который занимали труппы «Летучей мыши», «Кривого Джимми» и др. (сейчас здесь учебный театр ГИТИСа).

Вернувшись на Тверскую, пройдем ее до конца и через подземный переход попадем в Александровский сад.


5.

Сюда, в Александровский сад, пришла Маргарита в пятницу, накануне бала у Сатаны, после того как ей приснился Мастер, «сидела под кремлевской стеной на одной из скамеек, поместившись так, что ей был виден манеж… вспоминала, как ровно год, день в день и час в час, на этой самой скамье она сидела рядом с ним»


Рекомендуем почитать
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.


«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего

Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.


Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка

Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.


Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история

Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.


Университетские истории

У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.


Жан Расин и другие

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.