Дети Гамельна. Зимний виноградник - [31]

По окрику старосты подбежал паренек лет шестнадцати.

— Адольф, проведешь солдат герра капитана. Туда, где юшку от Ульриха нашли, понял?

Паренек хлюпнул сопливым носом, словно малец какой. Ему, определенно, было очень страшно, но парень храбрился.

— Сделаю, отец. В лучшем виде сопроводим!

Капитан несколько мгновений глядел вслед удаляющейся троице, проводник шел впереди, солдаты чуть позади и по бокам. Вдруг резко обернулся к молчащему старосте.

— И что было дальше? После того, как только кровь и нашли?

— Да что там дальше… — махнул рукой деревенский. — Назавтра еще один ребятенок запропастился с концами. Я снова мужиков собрал, опять окрестности обошли, теперь уж по-светлому. Но тут ведь за околицей Шварцвальд, а не просто так. Здесь и цельный полк потеряется за здорово живешь…

— Согласен, — задумчиво ответил Швальбе. — Места тут еще те.

— Вот-вот! — поддакнул староста. — Те еще места. Хоть вервольфы не шалят, и то хвала Всевышнему.

— Вервольфы? — удивился кто-то из солдат.

— Они самые! — даже с гордостью какой-то, словно сам вожаком был ихним, ответил староста. — Здоровенные, морда, что у коня, зубищи — во! — крестьянин распахнул руки в обычном рыбачьем жесте.

— Не шалят, говоришь? — протянул капитан и, наконец, слез с коня. Осторожно спустился, явно щадя ногу. Староста сам в строю ходил, такое замечать умел.

— А где это вас приложило, герр капитан? — не удержался от вопроса селянин.

— Где надо, — обрезал Швальбе. — Знаешь, что Библия сулит за многие знания?

— Многие печали, — отозвался староста. — За многие знания-то…

— Вот именно. Не отвлекайся. Значит, прочесали окрестности, ничего не нашли. Нечисть на глаза не попадалась, следов чужих тоже нет. Верно понимаю?

— Истинный крест, герр Швальбе. Все верно вы рассудили, — истово перекрестился староста.

— Еще никто ничего не рассудил, — строго поправил военный. — Так, староста, как там тебя, запамятовал?

— Алоизом кличут.

— Хорошо, Алоиз. Я и мои солдаты будем очень тебе благодарны, если ты определишь, где нам можно остановиться на несколько дней. Насчет денег не беспокойся. Будем уходить, посчитаешь, сколько должны. Епископ Мюльдорфский оплатит все.

— Найдем, как не найти! — быстро-быстро закивал староста. Показалось, что сейчас даже голова оторвется от усердия. Только что обрадовался, дескать, солдатня не станет ничего грабить и крушить, а теперь выходит, что еще и деньжат перепадет. Если село не спалят. Или еще какой беды не приключится. В тихом омуте сомы жирнющие водятся…

— Замечательно. Отряд, с коней! — скомандовал Швальбе. — А ты, уважаемый Алоиз, — обернулся капитан к старосте, обязательно расскажешь все-все. И про вервольфов, и про то, что делается в окрестностях. Да! Чуть не забыл: и пастора вашего обязательно позови. Хочется взглянуть на здешнего прислужника Бога.

При дневном свете лес был дремучим, густым и совсем не страшным. Если не считать небольшой полянки, вытоптанной великим множеством ног меж трех толстенных дубов. Со стороны эта проплешина тоже казалась вполне мирной и даже веселой, словно кто-то щедро разбрызгал темно-красной краски…

Мирослав присел на колено, всматриваясь в траву острым немигающим взглядом. Гавел остался стоять чуть в стороне, внешне расслабленный и безразличный. Проводник переминался с ноги на ногу еще дальше, готовый дать стрекача в любой момент. Мирослав, не спеша, стянул перчатки, что-то подобрал с земли. Принюхался, помял, отбросил в сторону и с брезгливой гримасой вытер пальцы о широкий лист лопуха.

— Кровь потемнела, высохла, — пробормотал Мирослав себе под нос. — Значит, день или два прошло. Не больше…

Солдат немного подумал.

— Крови до черта, а тела нет, ни клочка, — продолжил он рассуждения вслух. — Трава кое-где посечена, на земле следы от ножей, аж корни прорезаны. Почему? — окровавленный палец уперся бледному Адольфу в грудь.

— Ну…это… — только и сказал паренек.

— Правильно, — развил невысказанную мысль сержант, поднимаясь с колен и отряхивая кожаные штаны, необычные для наемника. — Его разделали на куски ножами и унесли. Отсюда уйма крови и следы на земле. Отсюда вопрос — а зачем? Скрыть следы? Оно с одной стороны понятно — частями нести проще. Но лихой люд не стал бы так грязнить все кровищей. Они бы надрывались, но тихо утащили тело без лишних следов. Нет человека — нет суеты.

— Или, чтобы съесть, унесли, — с абсолютной серьезностью предположил Гавел. — Скажем, дровосеки, они ребята крупные. Бульон наваристый выйдет. Бог в милости своей посылает изрядно прокорму любящим тяжкий труд.

— Харч не метай, — посоветовал Мирослав Адольфу, который, позеленев, прислонился к дубу, едва удерживаясь на дрожащих ногах. Парнишка не смог бы сказать и под церковной присягой, что пугало больше: следы бойни на полянке или деловитая невозмутимость солдат, обсуждавших богопротивное событие так же спокойно, как забой обычной свиньи. — Оно тебе надо? Тебя ж тем бульончиком кормить никто не собирается.

— Дровяной люд жратвой делится только со своими. Да и то редко, — Гавел медленно потянул из-за спины тромблон. Сыпанул в широкий раструб мерку пороха, запыжевал, добавил сверху тускло блестящих шариков и забил еще один пыж. Не спеша, но сноровисто, повторил то же со вторым стволом. Только шарик был один и побольше. Адольф зачарованно наблюдал за манипуляциями.