Дети Гамельна. Зимний виноградник - [28]

В просвете между волнами вдруг показался громадный валун, вмиг укутавшийся пенной завесой разбившихся об него волн. Швальбе криво усмехнулся, подавляя желание вытащить тесак. Его клинок мог разве что пощекотать чудовище, явившее миру угольно-черную угловатую башку, покрытую чешуйками, что действительно выходили каждая с добрый щит размером. На темной бугристой поверхности прорезались два отверстия, словно орудийные жерла — тварь открыла глаза. Отто, как и следовало ожидать, приврал, зрачки у чудища были, и не вертикальные, как у ползучих гадов, а похожие на человеческие — черные круги на зеленом с оранжевыми крапинками фоне. Несколько мгновений морское создание изучало кораблик, а затем голова взмыла над волнами, как будто увлекая за собой толстую крепкую шею. Голова с немигающими глазами все тянулась и тянулась ввысь, а шея никак не заканчивалась.

— Говердомм!.. — донеслось с мостика. Капитан «Ангела» наконец-то понял, куда его завела тяга к кружочкам из желтого металла. — Лево руля!

— Яйца отрежу! — рычание сержанта перекрыло даже вой ветра в хлопающих парусах. — Держать курс, содомиты, мать вашу!

Флейт шел прямо на Змея, тараня обсидиановые волны, словно надеялся одним ударом покончить с проклятием местных вод. Проклятие с ревом раскрыло пасть, сверкнули в неярком свете зубы, каждый в половину человеческого роста. Ну, может быть и поменьше… но только самую малость меньше!

— Таким хлебалом да медку б навернуть… — хрипло рассмеялся кто-то из наемников, судя по акценту и платью, из русских казаков.

Швальбе изо всех сил проорал что-то Мирославу, тот повторил капитану корабля. Флейт наклонился, чуть не черпнув бортом воду. Поворачиваем, сообразил Отто.

— Поджигай и руби! — взлетела над «Ангелом» команда. Огонь ландскнехты запасли заранее, уберегли в специальных лампах из бронзы и стекла, наверное, очень дорогих. Теперь же стекло нещадно били, освобождая трепещущие языки пламени. Зашипели фитили, особые, из тех, что потушить не просто, на них можно даже водой брызгать, главное, чтобы надолго не окунать. Клинки и топоры кромсали канаты, торопливо, как будто к флейту был прицеплен брандер. И вот уже бочки, кажущиеся такими большими и грозными на палубе, скачут по волнам как легкие поплавки.

«Ангел» дрожал всем корпусом, заканчивая разворот, где-то в глубине громко трещали шпангоуты. Морское чудище, до того момента бесстрастно наблюдавшее за происками двуногих с высоты мачт флейта, очевидно решило, что забаву пора заканчивать. С невероятной для такой огромной туши стремительностью змей ринулся прямо к кораблю, поднимаясь еще выше и явно намереваясь обрушиться поперек корпуса. Ему оставалось буквально несколько мгновений до цели, и в это мгновение догорел первый фитиль.

Флейт подбросило, как от хорошего пинка, с такой силой, что Мирослав даже подумал — не зацепила ли их хвостом тварь. За кормой один за другим поднимались пенные столбы, грохотало не хуже, чем в хорошем бою, и, перекрывая взрывы, пронзительно ревел морской змей.

— Другой борт — готовсь! — проорал Швальбе, а Мирослав приказал рулевому:

— На обратный курс ложимся. Быстро!

Рулевой пытался было воспротивиться, но клинок даги, упершийся точнехонько на вершок ниже пояса, подсказывал, что лучше не спорить с нанимателем, а делать так, как велит хмурый наемник с бледно-зеленым лицом…

— О, Иисусе… — простонал Отто, понимая, что сегодня он до берега вряд ли доберется.

* * *

Пивом запивали основное блюдо, которым был шнапс. Закуски по мелочам. Потому и напились очень быстро. Остальные добропорядочные посетители незаметно разбежались, решив, что выбитые зубы не та цена, которую может искупить вечер, проведенный в любимом кабачке.

Ландскнехты гуляли. Этим сказано многое, если не все. Притом отдыхали не открытые всей душой наемники, которых отлично знал любой кабатчик. Нет, здесь гужевались настоящие волки с пустыми глазами и привычкой петь под аккомпанемент бьющейся посуды, стреляя в потолок на особо удачных куплетах. В иных обстоятельствах давно уже началась бы поножовщина со стражей, но сегодня солдатам разрешалось все, а за ущерб было щедро заплачено авансом.

Вино лилось, как вода, чешский мешался с немецким, русским и еще полудюжиной наречий. Погибших поминали, плеская из кружек прямо на пол…

— И все-таки, что за поправка «И» такая? — решил все же добраться до истины Витман, случайно услышавший обрывок разговора на флейте. С этим вопросом он обратился к Гавелу, второму из сержантов отряда. Пережив лютое приключение, матрос словно переродился, да и наемники теперь относились к нему куда доброжелательнее, поэтому Гавел снизошел до ответа.

— Многие знания — многие печали! — засмеялся сержант. — Сразу видно, не из пушкарей ты, хоть лямку и тянул. Поправка на «Иисуса» это. На везенье дурное расчет, если по-простому говорить. А у капитана нашего везенья того на сотню хватит. Вот и держимся за него…

История пятая. О пакости лесной, что зовется кобольдами

— Не поймаешь, не поймаешь! — пищал тоненький голосок.

— А вот и поймаю! Догоню и поймаю!

— Не поймаешь, не догонишь! — нараспев, с издевательской ноткой, пискнули из кустов.