Дети эмиграции. Воспоминания - [71]

— В эти годы все сорвалось, было поругано. Люди боролись со старым, но не знали, куда идти, не знали, что с ними будет. Да кто и теперь приютит больное русское сердце?

— Днем нас убивали, а под покровом ночи предавали земле. Только она принимала всех. Уходили и чистые и грязные, и белые и красные, успокаивая навсегда свои молодые, но состарившиеся сердца. Души их шли к Престолу Господнему. Он всех рассудит.

ПО БЕЛУ СВЕТУ

Русские дети побывали везде, да еще «на много верст дальше». Рассказы их о путешествии в годы революции совершенно неожиданны. Достаточно привести хотя бы такие строчки из тетради малышей:

— Из Персии мы попали в Архангельск, а оттуда в Норвегию и Лондон.

— После Египта я жил в Париже, Стокгольме и Варшаве.

— Я пробовал и в Бразилию ездить.

— И поехали мы с папой на остров Яву.

— Я долго жил с джигитами Алат-Орды.

Старшие в большинстве случаев еще в России надолго теряли связь с родной семьей и скитались одни, больше по югу. Заграничный маршрут у большинства прост: Константинополь — Прага. Всевозможные лишения преследовали почти всех и на Родине, и на чужбине. Очень многие из детей отметили самый момент оставления родной земли. К сожалению, чрезвычайно кратко. Вот выдержки:

— Наш пароход пошел, а я плакал, потому что бабушка не поехала, а говорила: «Не хочу умирать на чужбине».

— Последней полоски Крыма не забуду. Долго смотрел я на нее весь вечер.

— Старший брат молча вывел меня на палубу. Я стоял около часу и смотрел, и жалко было весь народ.

— Меня скоро развеселили дельфины.

— Шхуна пошла, все смотрели на берег, а там страшное хрюканье, это наш ручной поросенок хотел броситься за нами в воду.

— Я очень плакал, но мне подарили глобус, и я успокоился.

— И поехали мы испытывать различные бедствия и увидеть иностранный народ.

Таковы воспоминания эмигрантов 10–12 лет о пережитом 3–4 года тому назад. Старшие помнят больше.

— Так странно было уезжать. Море тихо катило свои волны и с легким шуршанием ласкалось о прибрежные камни.

— Босиком в холодную, дождливую ночь перешел я польскую границу с маленьким братом на руках. Перед этим голодали целый год. Как дошел, не могу понять, потом долго болел.

— При отъезде я видел битву ледоколов во льдах. Наш капитан сказал, что это в первый раз случилось в аире. Затертые льдами ледоколы стреляли друг в друга. Больше всего я люблю северное сияние.

— Я был как каменный и все смотрел на русскую землю. Когда увидим ее опять?

— Мы все начали молиться. Прощай, дорогая Родина.

— Холодно. Дико воет ветер, бьет в лицо, пронизывает самую душу. Грустно и тоскливо. Вокруг поля, набухшие от осеннего дождя, под копытами хлюпает грязь. Впереди бьется разорванный флаг. Так мы уезжали <…>

Теперь перейдем к описанию странствования детей и подростков по белу свету. Начнем опять с малышей:

— Шли и ехали 23 дня, не раздеваясь и засыпая обыкновенно на 2–3 часа.

— Я шел, пока не отморозил себе обе ноги, дальше ничего не помню. Очнулся много позже.

— Мы шли через безводные пустыни с уральцами 52 дня.

— 300 верст прошли, питаясь чем попало.

— Нас бросили все, и мы шли, мучились и опять шли, затая тихую скорбь и жгучую ненависть ко всем людям.

— Шли по 30 верст в день. Ночью грелись у костров. Ветер и мороз не давали уснуть. Есть давали только в первые дни.

— Мы долго ехали через всю Сибирь, под обстрелом, среди болтающихся на телеграфных столбах трупов, их нельзя забыть.

— Я долго шла, а когда не могла, меня перенесли, а все-таки не бросили.

— Во время дороги я увидел и сам пережил столько, что простому смертному всего не рассказать.

— Мы так долго скитались, что я начал чувствовать себя несчастным, темным на всю жизнь человеком, и так мне себя было жалко и хотелось учиться.

— Я странствовал по своей Родине взад и вперед, пока не попал за границу, где начал носить тяжести.

— И пошли мы, два маленьких мальчика, искать по свету счастья. Да так и скитались пять лет.

Неподражаемые маленькие географы. Вот несколько образчиков талантливых описаний и открытий учеников 1-го и 2-го классов:

— Целыми днями видели только воду, но вот уже чаще видели горы и, наконец, стали видеть города. Я на все смотрел. Раз вышел на палубу. Пароход стоит. Люди кричат. Очень тепло. Это был город Египет.

— Ехали месяц, пили воду с нефтью. На трубе пекли пышки. Папа заболел кровавым желудком, а я тифом. Доктор говорил — умрем, а мы выздоровели. А сюда я попал так: сели на пароход в Черное море, потом в Синее море и через Каспийско море, а слезли на берег Солунь и приехали в губернию Пардубицы.

— Я ходила совсем голая, в маленьких трусиках. В Сингапуре на пароходе купили много обезьян, я с ними играла, а большая обезьяна меня больно укусила. Больше я ничего не помню о России.

— Ездил я и по Туре, по Тоболу, Иртышу, Оби и Томи, и всегда мне было очень плохо.

— Мы долго бродили по лесу. Ночью перебрались через маленький ручей. Маме было тяжелее всех: она несла на руках моего маленького брата и горячо молилась, чтобы он не закричал, а то все наше дело пропало. Ему дали лекарства — опий. Мы были одеты во все черное. Присели в канаве, как камни, когда проходили солдаты.