Дети Бронштейна - [9]

Шрифт
Интервал

Я отнес письмо назад, на кухню, и спросил у Рахели Лепшиц, когда вернется Марта.

После обеда я стучусь к Марте в дверь и получаю разрешение войти. Марта сидит за столом босая, в нижней юбке, углубившись в синюю книжку — то ли Энгельс, то ли Маркс. На полу вижу письмо от Эллы, мельче почерка не бывает.

— А, это ты, — произносит Марта.

По мне лучше бы она была полностью одета. Указав на письмо, говорю:

— Я принес почту.

— И что?

— Ты к ней ходила?

— А ты против?

— Вовсе нет.

Марта, поднявшись, натягивает желтый свитер, в ее комнате и вправду прохладно. Порой у меня создается впечатление, будто она вечно не в духе оттого, что я ей когда-то понравился. Одеваясь, она тянет вверх руку и рукав свитера, и я замечаю, что подмышка у нее выбрита. Такой, выходит, порядок в актерском училище?

— Так в чем дело? — спрашивает Марта, как только ее голова показывается из горловины свитера.

— У меня просьба.

— Ну?

— Вот, письмо…

— Ну?

— Можно мне прочитать?

— Зачем?

К такому вопросу я не готов. Смотрю на ее босые ноги, ведь когда-то я ласкал их пальчик за пальчиком. И говорю:

— Никто не пишет писем лучше, чем она.

— Возможно, — заявляет Марта таким тоном, будто моего объяснения недостаточно.

Ненавижу себя за то, что трусость не позволяет мне взять письмо и выйти.

— Могу прочитать его вслух, — предлагает Марта.

И поднимает письмо с пола, не сомневаясь, что я согласен. Не поверю, что у них с Эллой какие-то тайны. В нашей прошлой жизни бывало такое, что я читал ей письма от Эллы вслух, это да. Но никогда бы я не возразил, если бы она захотела читать их сама. Кроме того, Элла ей не сестра.

На ум мне приходят только грубости, так что я выхожу из комнаты, не дождавшись начала представления.

***

Экзамен по плаванию. Я проснулся раньше, чем прозвонил будильник, и почувствовал себя отдохнувшим, словно после долгой зимней спячки. Обычно утром, пробудившись, я борюсь с остатками сна, а на этот раз — нет. Энциклопедию, которая с ночи лежала рядом, я вернул на полку.

Лишь однажды я плавал стометровку на время, недели две назад, для тренировки. Марта, сидя на бортике с секундомером в руке, утверждала, будто я уложился в минуту и сорок три секунды, но надо учесть, что на дорожке мне пришлось обойти целую ораву детей.

На кухне я приготовил себе завтрак, как и всегда по утрам, но потом к нему не притронулся: может, на голодный желудок плаваешь быстрее? Отцовская куртка висела на ручке оконной рамы, наполовину закрывая свет.

В бассейн я явился на полчаса раньше. Толстая вахтерша, показав на меня пальцем, спросила:

— Аттестат?

Я кивнул, и она из сочувствия пропустила меня через турникет. Все шкафчики в раздевалке были пока свободны, дверцы нараспашку под одним углом. Я выбрал семьдесят первый номер, потому что мы с Мартой познакомились в семьдесят первом году. Перед экзаменами мне всегда приходят на ум магические числа, способные повлиять на результат.

Я пошел в зал и забрался на вышку. В бассейн еще никто не заходил, поэтому вода внизу была неподвижной и гладкой, как зеркало. Я прыгнул, видя все до единой зеленые плитки на дне, и вдруг в ужасе вообразил: «Там нет воды!» Лечу и лечу, невероятно, сколько времени мне понадобилось для падения с пятиметровой высоты. Мысль о проклятой поспешности стала бы последней в моей жизни, если бы, наконец, не вода. Я так обрадовался спасению, что тут же поверил в удачу сегодняшнего дня.

Трюк с магическим числом удался и на этот раз, я проплыл сто метров за минуту и тридцать восемь секунд, хотя сильных соперников у меня не было. И при каждом взмахе руки думал: «Если прорвусь, то и на даче все закончится хорошо!» Зоваде, учитель физкультуры, подмигнул мне и крикнул: «Ну вот, кто бы говорил!»

Я отправился в душевую, совершенно обессиленный. Пустил горячую воду на голову и плечи, сильные тонкие струйки словно пронизывали кожу, и, чтобы сохранить приятное чувство боли, постепенно повысил температуру до того предела, какой мог стерпеть. Хорошо бы составить план на этот день. Поговорить с отцом? Поехать за город и узнать, что было дальше? Готовиться к последнему экзамену? Провести день с Мартой? Но ничто меня не привлекало, в том числе и Марта. Мне бы нужен советчик, да такой, который не потребует долгих объяснений, который знает больше моего, лучше соображает и не впадет в панику из-за запутанности дела. День начался очень хорошо, но мне так и не пришло на ум, кто может стать советчиком.

Старшеклассники толпой ворвались в душевую, встали рядом под душ, стянули плавки. Еще вчера я бы брызгался и покряхтывал вместе с ними, а сегодня все они кажутся мне малышней и невыносимо действуют на нервы. Они из другой школы.

Один из них, невысокий, крепкий парнишка, коснувшись моего плеча, указал на табличку вверху, на стене, а там написано, что следует снять плавки перед тем, как встать под душ. Прыщавое лицо, точно под стать его нахальству. Я демонстративно вымыл то место, которое он тронул, и отвернулся. Но парнишка не утихомирился, полез с вопросом:

— Ты что, читать не умеешь?

По сей день не знаю, отчего меня так возмутил этот нахал. Вдруг мне показалось, что он-то и виновен, он из тех, кто рад помучить другого, и перестанет только тогда, когда нарвется на более сильного. По сей день помню, как я примеривался: врезать ему сверху или врезать ему снизу. А он все не унимался:


Еще от автора Юрек Беккер
Боксер

Автор книги рассказывает о судьбе человека, пережившего ужасы гитлеровского лагеря, который так и не смог найти себя в новой жизни. Он встречает любящую женщину, но не может ужиться с ней; находит сына, потерянного в лагере, но не становится близким ему человеком. Мальчик уезжает в Израиль, где, вероятно, погибает во время «шестидневной» войны. Автор называет своего героя боксером, потому что тот сражается с жизнью, даже если знает, что обречен. С убедительной проникновенностью в романе рассказано о последствиях войны, которые ломают судьбы уцелевших людей.


Яков-лжец

От издателя«Яков-лжец» — первый и самый известный роман Юрека Бекера. Тема Холокоста естественна для писателя, чьи детские годы прошли в гетто и концлагерях. Это печальная и мудрая история о старом чудаке, попытавшемся облегчить участь своих товарищей по несчастью в польском гетто. Его маленькая ложь во спасение ничего не изменила, да и не могла изменить. Но она на короткое время подарила обреченным надежду…


Бессердечная Аманда

Роман "Бессердечная Аманда" — один из лучших романов Беккера. Это необыкновенно увлекательное чтение, яркий образец так называемой "моторной" прозы. "Бессердечная Аманда" — это психология брака в сочетаний с анатомией творчества. Это игра, в которой надо понять — кто же она, эта бессердечная Аманда: хладнокровная пожирательница мужских сердец? Карьеристка, расчетливо идущая к своей цели? И кто они, эти трое мужчин, которые, казалось, были готовы мир бросить к ее ногам?


Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе

В книге «Опечатанный вагон» собраны в единое целое произведения авторов, принадлежащих разным эпохам, живущим или жившим в разных странах и пишущим на разных языках — русском, идише, иврите, английском, польском, французском и немецком. Эта книга позволит нам и будущим поколениям читателей познакомиться с обстановкой и событиями времен Катастрофы, понять настроения и ощущения людей, которых она коснулась, и вместе с пережившими ее евреями и их детьми и внуками взглянуть на Катастрофу в перспективе прошедших лет.


Рекомендуем почитать
Цветины луга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...


Акулы во дни спасателей

1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.


Нормальная женщина

Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.


Безопасный для меня человек

В сборнике представлены семь рассказов популярной корейской писательницы Чхве Ынён, лауреата премии молодых писателей Кореи. Эти небольшие и очень жизненные истории, словно случайно услышанная где-то, но давно забытая песня, погрузят читателя в атмосферу воспоминаний и размышлений. «Хорошо, что мы живем в мире с гравитацией и силой трения. Мы можем пойти, остановиться, постоять и снова пойти. И пусть вечно это продолжаться не может, но, наверное, так даже лучше. Так жить лучше», – говорит нам со страниц рассказа Чхве Ынён, предлагая посмотреть на жизнь и проникнуться ее ходом, задуматься над тем, на что мы редко обращаем внимание, – над движением души и переживаниями событий.


Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

Роман о небольшом издательстве. О его редакторах. Об авторах, молодых начинающих, жаждущих напечататься, и маститых, самодовольных, избалованных. О главном редакторе, воюющем с блатным графоманом. О противоречивом писательско-издательском мире. Где, казалось, на безобидный характер всех отношений, случаются трагедии… Журнал «Волга» (2021 год)


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.