Детектор смысла - [10]

Шрифт
Интервал

«а она с налета в толпу винтом…»

а она с налета в толпу винтом
у нее там кровь под тугим бинтом
там ожог кинжала
сорок лет саднил незаросший след
в инкубаторе тайном где ртутный свет
сорок лет лежала
как весной понесло в водосток струю
человечьей ночи а сам стою
у простой бабули
все пытаю положенных прав и льгот
застолбить места растолкать народ
постеречь баулы
а она вонзается как пила
по спирали в толпе пополам тела
опустело стадо
ни живому жена и жмуру не дочь
подвяжу баулы и рысью прочь
слишком страшно стало
я-то знаю как себя поведу
я лет сорок закапывал в грунт еду
не грусти утроба
чемоданы вязать не концы сводить
вот бы пару глаз чтоб за всем следить
да закрылись оба

стансы

если вдруг умереть и очнуться
где пылает огонь и смола
нехорошие чувства начнутся
раздадутся плохие слова
очень мудро что мы умираем
наповал как любое бревно
а у жизни за порванным краем
неподвижное время одно
разве лучше чтоб нас наказали
за отсутствие в сердце стыда
и набитыми пеплом глазами
наказание видеть всегда
это голову встарь моисею
из куста конопли голова
на синайскую всю одиссею
заморочила бред говоря
там куда не проносят и пыли
даже плотно зажатой в кулак
не жалей что мы заживо были
не такие хорошие как
не костры скипидара а ветер
там вращает кристалл в пустоте
а которые верят как дети
как сапер ошибаются те
про предсмертные личности чувства
все в учебнике честном прочти
и не жалуйся больше что грустно
потому что не грустно почти

пока не проснулся

тускло сон сбывается под ногами
покрывало ветра муаром вниз
почемучки в тучах мастерят оригами
над лугами лагерем canada geese
под травой на бронкс пролегает ветка
все вокруг бегом передышки редко
на стальных снарядах сбивают вес
улыбаются тайным мыслям и смс
он с утра на три буквы свой баухаус
прямо в парк над которым белеет парус
небоскреба и облачным гость скирдам
на бетонные пустоши и отшибы
в голову пришло бы искать нашли бы
где-то между коламбус и амстердам
что же эта жертва журчит кипятится
безутешный пестует аппетит
в сумерки взмывает возвратная птица
пятится вдоль воздуха так и летит
друга бы теперь позвонил бы другу
знал бы стороны света забирал бы к югу
сколько вброд до самого мавзолея гранта
все равно потом повернешь обратно
на копейку радости рубль труда
долго брел один истрепался весь
скоро снова его заберут туда
где он был пока не проснулся здесь

пепел гаити

опять не в духе
в живые лица
вонзает когти
неукротимый
директор мира
верховный хрен сам
слезая утром
спеша к престолу
с небесной койки
и трупный запах
ему приятен
над порт-о-пренсом
мы состоим из
кровавых пятен
мясных волокон
в разверстый гравий
рожаем в муках
кривых потомков
от слез и лимфы
ему лишь ярче
лазурный кокон
когда мы смертным
исходим криком
из-под обломков
слаба в разлитых
мозгах на грунте
тверда в граните
земная память
прибоем крови
гробы отпеты
пора припомнить
когда на карте
горит гаити
кто автор смерти
и нашей мнимой
над ней победы

видение варвара

чуть не шерсть до ушей но возник изнутри как живой
всей изнанкой вникая пространству в надрез ножевой
в протоплазменный паз роговицы под створками ока
вертикальные ноги и полый мешок пищеблока
саблезубому племени леса поверить смешно
в человеческий мрамор и башен его большинство
как пришелец с периметра в рим озверел озирая
сам вестимо с охоты в зубах землеройка сырая
говорил им один что любите друг друга всегда
остальное на свете фактически секс и еда
но гвоздями к кресту и в пещеру молчать поместили
вот такое однажды случилось у них в палестине
если жить как живут умножая зарплату на труд
перемелется мрамор а стражи на башнях умрут
вспыхнет воздух пустой где пузырился в зареве замок
унаследуем без суеты всю скотину и самок
оставайся без тормоза время пока пищеблок
потребляет внутри углеводы свои и белок
и вчерашнее кроет пожарище пологом вьюга
и под камнем того кто учил что любите друг друга

попытка оптики

приснилась староместская а сам
как бы стою на траверсе орлоя
меж ним и тем кто видит это все
со стороны целетне тем кто спит
туристская братва само собой
увековечивает дигитально
но из живых я все же там один
приклеенный подошвами к брусчатке
а не свидетель дремлющий вдали
не тот который смотрит или спит
трещат цифровики от их стараний
но прорези воздушные черны
в мозгу жгуты порожних расстояний
звенят как выстрел как полет пчелы
или наоборот приснилось мне
что это он лежит в заморском квинсе
а сам стою на площади и сплю
но стало быть в затылке есть глаза
раз так часы отлично различимы
песочные в костлявых пальцах смерти
дублоны у еврея в узелке
трескучие цифровики туристов
у смерти череп чей-нибудь знакомый
он может быть мой собственный законный
но я его не видел никогда
когда тысячелетняя вода
сошла в две тысячи втором жена
однажды вышла в карлине ошибкой
метро уже открыли но дома
все в трещинах и в иле пустовали
там было тускло как в конце времен
на улицах истлевшие шкафы
случайный слесарь или мародер
фантомный растворялся в подпространстве
есть выстрелы но пуль на трассе нет
пчела обман но каждый дюйм жужжанье
и черная чей череп на плечах
спит на посту с песочными часами
с песчинками рабочими внутри
квантующими числа дней а сами
мы даже и не жили посмотри
приснилось мне что снюсь но не себе
и видимо совсем не я поскольку

Еще от автора Алексей Петрович Цветков
Бестиарий

Стихи и истории о зверях ужасных и удивительных.


Четыре эссе

И заканчивается августовский номер рубрикой «В устье Гудзона с Алексеем Цветковым». Первое эссе об электронных СМИ и электронных книгах, теснящих чтение с бумаги; остальные три — об американском эмигрантском житье-бытье сквозь призму авторского сорокалетнего опыта эмиграции.


Просто голос

«Просто голос» — лирико-философская поэма в прозе, органично соединяющая в себе, казалось бы, несоединимое: умудренного опытом повествователя и одержимого жаждой познания героя, до мельчайших подробностей выверенные детали античного быта и современный психологизм, подлинно провинциальную непосредственность и вселенскую тоску по культуре. Эта книга, тончайшая ткань которой сплетена из вымысла и были, написана сочным, метафоричным языком и представляет собой апологию высокого одиночества человека в изменяющемся мире.


Имена любви

Алексей Цветков родился в 1947 году на Украине. Учился на истфаке и журфаке Московского университета. С 1975 года жил в США, защитил диссертацию по филологии в Мичиганском университете. В настоящее время живет в Праге. Автор книг «Сборник пьес для жизни соло» (1978), «Состояние сна» (1981), «Эдем» (1985), «Стихотворения» (1996), «Дивно молвить» (2001), «Просто голос» (2002), «Шекспир отдыхает» (2006), «Атлантический дневник» (2007). В книге «Имена любви» собраны стихи 2006 года.


Атлантический дневник

«Атлантический дневник» – сборник эссе известного поэта Алексея Цветкова, написанных для одноименного цикла передач на радио «Свобода» в 1999–2003 годах и представляющих пеструю панораму интеллектуальной жизни США и Европы рубежа веков.


В устье Гудзона с Алексеем Цветковым

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Возле войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.