Детектив и политика. Выпуск №4 (1989) - [112]

скажет: "Если бы Майорана, с его головой, задумал исчезнуть или устроить так, чтобы труп его не нашли, ему бы это наверняка удалось". Только один следователь согласился бы вступить в такого рода борьбу — шевалье С. — Огюст Дюпен из рассказа Эдгара По. Но полиция — какой она была, какая есть, какой не может не быть… Тут кстати вспомнить то, что Бергот в "Поисках" говорит о докторе Котаре и о медиках вообще: "Осел! Даже если предположить, что это не мешает быть хорошим врачом, в чем я, однако, сомневаюсь, то это мешает быть хорошим врачом художников, врачом людей интеллигентных… У интеллигентных людей болезнь на три четверти проистекает из их интеллигентности. Им, во всяком случае, требуется врач, разбирающийся в их болезни. А разве Котар может вас вылечить? Он установил, что вы плохо перевариваете соусы, что желудок у вас не в порядке, но он не установил, что вы читали Шекспира… Котар найдет у вас расширение желудка — для этого ему не надо осматривать вас, оно уже у него в глазах. Вы можете его увидеть — оно отражается у него в пенсне"⁸.

Остальное — молчание.

О том, что Муссолини, узнав о деле из "прошения" матери Этторе и письма Ферми, по их настоянию потребовал у Боккини папку с материалами расследования и на обложке чеканными буквами вывел "приказываю найти", а Боккини позже менее твердым почерком приписал "мертвые находятся, исчезнуть могут живые"; о том, что возникли домыслы о похищении или бегстве за границу; что делом заинтересовались секретные службы; что поиски велись необычайно активно, даже лихорадочно, — документальных свидетельств обо всем этом семья не имеет, кроме копии "прошения" синьоры Майораны и письма Ферми. Не исключено, что "прошение" какое-то впечатление на Муссолини произвело, чего никак нельзя предположить о письме Ферми.

Конец июля 1938 года. Четырнадцатого был опубликован "Расовый манифест"⁹. Ферми чувствовал себя неспокойно и уже подумывал об эмиграции. Режим же оказался по отношению к нему в затруднительном положении: как Меацца был "номер один" в футболе, так Ферми был "первым номером" в физике, к тому же членом Итальянской академии, причем самым молодым. Этот непростой вопрос требовалось решить, и можно представить, с каким облегчением была воспринята весть о том, что Ферми получил Нобеля (пренебрегши на церемонии римским приветствием[15]) и удрал в Соединенные Штаты. Таким образом, письмо Ферми было в тот момент некстати и могло возыметь противоположное действие. В том числе и из-за тона: так разговаривает специалист с человеком посторонним. "Без колебаний и без всякого преувеличения заявляю Вам, что из всех итальянских и иностранных ученых, с которыми мне довелось близко общаться, наибольшее впечатление глубиной своего ума произвел на меня Майорана. Способный как разрабатывать дерзкие гипотезы, так и весьма критически оценивать свою и чужую работу, опытнейший счетчик и прекрасный математик — никогда, впрочем, за завесой цифр и алгоритмов не теряющий из виду реальную суть физической проблемы, — Этторе Майорана в высшей степени наделен тем редким сочетанием качеств, которые обычно присущи теоретикам высокого класса…" Учитывая цель письма, скорее следовало бы выразиться так: "Вы прекрасно знаете, кто такой Этторе Майорана…" — поскольку ни у кого в Италии года 1938-го не возникло бы и тени подозрения, что Муссолини может чего-то не знать.

Легко вообразить короткий разговор, состоявшийся во время одного из ежедневных отчетов начальника полиции главе правительства. Муссолини, наверное, спросил о деле Майораны, о том, на какой стадии находится расследование. А Боккини, должно быть, ответил, что оно дошло до мертвой точки — как в том смысле, что полиция уже примирилась с невозможностью раскрыть это дело, так и в том, что и сам он, и вся полиция убеждены: Майораны нет в живых. Наверняка сообщил он и то, что за обычным расследованием — в ответ на заявление об исчезновении — по просьбе Джованни Джентиле последовало еще одно, более тщательное, проведенное политической полицией, чью тонкую педантичную работу дуче хорошо знал и ценил.

И если Муссолини этим не удовольствовался, если велел искать дальше, если он действительно написал "Приказываю найти", то такую резолюцию Боккини наверняка счел еще одним проявлением безумия, признаки которого он с нарастающим беспокойством отмечал с некоторых пор у дуче.

III

"Я родился в Катании 5 августа 1906 года. В 1923 году окончил классический лицей; затем — до начала прошлого года — регулярно посещал в Риме занятия по инженерному делу.

В 1928 году, желая заниматься чистой наукой, я добился перевода на физический факультет и в 1929 году под руководством Его Превосходительства¹⁰ Энрико Ферми написал и защитил с отличием диплом по теоретической физике на тему "Квантовая теория радиоактивных ядер".

В последующие годы я свободно посещал Римский институт физики, следя за развитием науки и занимаясь разного рода теоретическими исследованиями. Все это время я пользовался мудрыми, вдохновляющими рекомендациями Его Превосходительства профессора Энрико Ферми".

Эта "справка об образовании" была составлена Этторе Майораной в 1932 году явно для бюрократического применения и, вполне возможно, прилагалась к направленной в Национальный совет по научным исследованиям просьбе выделить средства на поездку в Германию и Данию, совершить которую убедил Майорану Ферми. Обращают на себя внимание та отнюдь не порицаемая бюрократией небрежность, с которой он упоминает о своих исследованиях ("разного рода", пишет Майорана там, где другой бы подробно перечислил), и слова "свободно посещал", отчасти противоречащие утверждению о том, что он постоянно пользовался "мудрыми, вдохновляющими рекомендациями" Ферми. В этих нескольких строчках чувствуется какое-то принуждение, нажим: словно ему пришлось ответить на старания и просьбы друзей сделать то, что делали или чего ожидали от него другие, — в общем, неприспособленному человеку пришлось приспосабливаться.