Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990) - [110]

"Социальная педагогика" (пользуясь выражением Горького) повести "Щепка", указывающая на исторические раны и атавистические предрассудки, вроде души, должна была помочь "выжечь окончательно из своего существа оставшиеся "занозы" исторического прошлого, чтобы стать смелым инженером неизбежного и радостного переустройства его".

Крошечное, в полторы журнальные страницы, предисловие к повести "Щепка" зафиксировало, кажется, факт чрезвычайной важности: появление в литературе — в результате "смелой попытки молодого талантливого художника" — героя-мутанта; то есть героя, какого еще не видала человеческая история. Похоже, что и в самом деле в ходе углубления революции, по мере того как ее беспощадный кровавый меч обнажал своими ударами "проклятое наследие" "вековых блужданий человечества", удалось добиться органического перерождения человека, и он стал "мощным по-звериному, цельным и небывало сильным инженером переустройства мира".

Обнаружив и указав на тот внутренний дефект, который мешает человеку перешагнуть через последний барьер, литературный критик переходной эпохи 1923 года приветствовал рождение героя, максимально свободного от каких бы то ни было душевных рефлексий, героя будущего.

* * *

В великой книге XX века, романе Дж. Оруэлла “1984", образ будущего возникает как эпоха "одинаковых и одиноких", где былое превращено в небыль и где отрицается сам факт существования людей, исчезающих без следа по ночам.

Малодушная сентенция Степана Трофимовича Верховенского"…придут, возьмут, и фью — исчез человек!" достигает в романе Оруэлла наивысшей степени реализации; а качество исчезновения становится абсолютным.

"Бывало это всегда по ночам. Внезапно будят, грубая рука трясет тебя за плечи, светят в глаза, кровать окружили суровые лица. Как правило, суда не бывало, об аресте нигде не сообщалось. Люди просто исчезали, и всегда — ночью (вспомним рекомендацию Срубова! — Л.С.). Твое имя вынуто из списков, все упоминания о том, что ты сделал, стерты, факт твоего существования отрицается и будет забыт. Ты отменен, уничтожен: как принято говорить, распылен".

Органическое перерождение личности в системе АНГСОЦ, тоталитарной сверхдержаве Океании, воюющей с двумя другими сверхдержавами по стратегической формуле 2 + 1 с регулярной перестановкой внутри слагаемых, продвинулось далеко вглубь, затронув уже генетический код человека.

В плоть и кровь людей навечно вошло чувство полной беспомощности перед временем. Времена точных календарей и хронологий канули, почти не оставив следа, житель Океании образца 1984 года не знает доподлинно ни даты своего рождения, ни даты смерти близких, ни календарной даты текущего дня. Стертость прошлого, сомнительность настоящего и безысходность будущего в скудном, убогом, ветшающем и разрушающемся мире, где площади, дома, сигареты, кофе, спиртные напитки названы одним и тем же словом "Победа", где квартиры пропитались затхлым запахом несвежей и нездоровой пищи, где царит острейший дефицит предметов первой необходимости, но зато мебель расставлена так, чтобы экран слежения ни на секунду не упускал человека из виду, — создали новый тип социального и личного поведения человека. Люди живут по привычке, которая превратилась в инстинкт, — с сознанием того, что каждое слово подслушивается и каждое движение подсматривается. Люди, даже наедине с собой (но в присутствии экрана-шпиона), надевают на себя официально принятое в Океании выражение лица — "выражение спокойного оптимизма"; они — уже инстинктивно — научились скрывать чувства, владеть лицом, делать то же, что другие.

В мире ангсоца думать — значит совершать абсолютное преступление, содержащее в себе все остальные, — мыслепреступление; любить — значит подымать руку на священные устои Океании, цивилизации, построенной на ненависти. Условием существования сверхтоталитарной власти в Океании с иерархической пирамидальной структурой во главе с таинственным Старшим Братом становится постоянно разжигаемая и ставшая жизненным укладом наука ненависти — с ее праздниками, когда на участников нападает "исступленное желание убивать, терзать, крушить лица молотом". Умело спровоцированные, "люди гримасничали и вопили, превращались в сумасшедших. При этом ярость была абстрактной и ненацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы". Природа человека изменена настолько, что задета даже специфика пола и возраста: именно женщины, и главным образом молодые, становятся самыми фанатичными приверженцами партийной идеологии, "глашателями лозунгов, добровольными шпионами и вынюхивателями ереси"; именно дети быстрее и охотнее всего превращаются в необузданных маленьких дикарей, шпионящих за родными в упорном стремлении поймать их на идейной невыдержанности и мыслепреступлении. "Теперь почти все дети ужасны… Стало обычным делом, что тридцатилетние люди боятся своих детей".

Уничтожение памяти, фальсификация прошлого и настоящего, подтасовки (в общегосударственном масштабе) любых статистических и вообще документальных данных, подгонка фактов вчерашнего дня под идеологическую концепцию сегодняшнего, ложная имитация социально-политической действительности лишают человека какой бы то ни было определенности бытия. "Двоемыслие" как официально принятый образ мыслей, означающий безмятежную готовность каждого в любую минуту поменять местами правду и ложь с тем, чтобы не различать их вовсе; "новояз" как официально принятый в верхних эшелонах власти язык, обслуживающий идеологию ангсоца и призванный максимально сузить горизонты мысли, а также лишить речь многообразия и оттенков смысла; наука ненависти с ее практическими упражнениями оставляли человеку весьма ограниченный набор переживаний. "Сегодня есть страх, ненависть и боль, но нет достоинства чувств, нет ни глубокого, ни сложного горя…"