Детектив и политика 1991 №4(14) - [3]

Майор Дельма командовал нами уже много лет. Он хорошо знал свое дело. Это был коротышка с налитым кровью лицом; с первого взгляда — к нему не подступись. Не могу даже сказать, знал ли он меня; во всяком случае, не разговаривал со мной ни разу. Признаться, я был этому только рад. Мне всегда не по себе от общения с начальством. Оно на меня нагоняет страх, и я становлюсь прямо дурак дураком. Чем дальше я от него держусь, тем мне легче.

Несколько минут майор вполголоса беседовал с нашими офицерами. А мы стояли навытяжку и помалкивали. Наконец шеф поправил пилотку на своем седом "ежике" и повернулся к нам.

— Как вам известно, сегодня нам поручено наблюдение за демонстрацией. Речь идет о профсоюзной демонстрации, организованной ВКТ[2] и ФДКТ[3] работников металлургической промышленности. Беспорядков как будто не предвидится, во всяком случае, СОБ[4] нам ничего такого не сообщила. Следовательно, сохраняйте спокойствие. Участники на вид сильно возбуждены, но в общем-то у нас с ними проблем не бывает. Возможно, они просто попытаются прорвать заграждения, чтобы подобраться к министерству, в таком случае вам придется проявить хладнокровие и выдержку, не более того. Нам в помощь будет придано пять групп мотожандармов и три подразделения ОРБ. Третий окружной отряд также задействован и планируется в резерв вместе со взводом мотострелков. Префектура распорядилась разместить на прилегающих улицах два водомета.

Дельма прервал свой монолог. Он подал знак одному из офицеров, шепнул ему что-то на ухо и опять воззрился на нас.

— Форма одежды: комбинезон и пилотка. Каски на поясе не держать, надеть их в случае столкновений. Автобусы загрузим гранатометами и запасными деревянными дубинками. При себе будете иметь только РП[5]. Подготовьте на всякий случай краги и огнетушители. Всё. Отправление через час.

— Вольно! — гаркнул Бертье, и вся наша полицейская братия двинулась в раздевалку.

Зашнуровывая ботинки (мне пришлось снять форму, надетую всего сорок пять минут назад; обычно мы переодеваемся только в полдень), я вновь погрузился в утренние размышления. Ей-богу, у меня пропало всякое желание целыми часами ломать комедию перед какими-то неизвестными людьми, такими же бедолагами, как я сам, — но они-то хоть время от времени имели право поднимать хай. Раньше, в самом начале, ну, в общем, когда я еще только поступил в Большой Дом[6], мне это даже нравилось. Пальба, воинственные крики — шум-гам-тара-рам — все это вызывало во мне приятную дрожь. Тем более что в конечном счете нам редко грозили серьезные неприятности. Если не вспоминать два-три случая, когда на самом деле пришлось тяжко, — но, судя по газетным отчетам после демонстраций, людей подогревали провокаторы, может быть, даже сами полицейские, натравлявшие толпу на кордоны; итак, повторяю: за исключением тех двух-трех подозрительных случаев, мне ни разу не пришлось по-настоящему сильно испугаться. Но теперь меня все это уже не развлекало. Я даже начал волноваться: а вдруг какому-нибудь психу вздумается обстрелять нас из укрытия, если учесть, что мне всегда везет как покойнику, я и тут огребу неприятностей первым и полной мерой.

Я пошел работать в полицию по убеждению. Большего кретинизма и представить себе нельзя, но это правда. Мне хотелось стать полицейским, чтобы заставить других уважать закон. Поскольку я ни на что путное не годился, решение мое устроило всех и вся: семью, кошелек и невесту, на которой я собирался жениться. Не стоит и уточнять, что она очень скоро послала меня к черту. Похоже, я слишком усердно изображал полицейского, даже когда бывал с ней. А главное, мне кажется, она стыдилась моей профессии перед своими друзьями. А может, просто и не любила меня по-настоящему. Но об этом мне и думать-то не хочется.

С тех пор у меня были, конечно, и другие женщины. Так, время от времени. Ничего особо серьезного. Подружки друзей — миленькие, ласковые. Не то чтобы шлюшки, нет. Просто девочки на одну ночь.

В настоящее время я был одинок.

Наконец-то я завершил одевание, и тут голос Маршана вывел меня из мечтательного забытья.

— Эй, Ноблар, заснул ты, что ли?

— Оставь меня в покое, сделай одолжение.

Он подошел поближе и вопросительно уставился на меня.

— О-ля-ля! У месье, видно, появились личные проблемы?

— Заткнись, — сказал я. — И катись отсюда, слышишь!

Мой голос прозвучал так злобно, что Маршан поглядел на меня с искренним огорчением.

Потом он отвернулся, а я тем временем стал застегивать молнию своего темно-синего комбинезона. Он уже выходил, и мне захотелось окликнуть его, но я сдержался. Потом поглядим. Я упрекал себя в излишней грубости: все-таки Маршан был парень неплохой. Он потрясающе похож на актера Жерара Жюньо, и со времени выхода последнего фильма с его участием все в комиссариате зовут Маршана по имени киногероя — Пино. Маршан только посмеивается. Впрочем, он вечно посмеивается. Как ни посмотришь, у него рот до ушей. А может, он слегка того, ку-ку?

Я встал, прицепил РП к поясу и вышел на лестницу.

Все уже были готовы. Нас выстроили, и я, очутившись перед Маршаном, попробовал извинительно улыбнуться ему. Но он отвел взгляд.