Детектив и политика - 1989. Выпуск 1 - [155]

Елена (считалось, что она лучше супруга изучила английский) сказала, что они не желают лететь в Израиль, а хотят в Англию. Это была единственная связная фраза на английском, которую она выучила. Представитель «Сохнута» — еврейской организации, — встретивший их в аэропорту, понял. Изможденный, очкастый, нервный тик подергивал уголок его рта, — возможно, следствие нервной работы, представитель посмотрел на пару с грустью необыкновенной и сказал на отличном русском:

— Вы, если не ошибаюсь, не евреи?

— Нет, мы не евреи! — гордо сказала Елена.

— Боже мой! — вздохнул он. — Мы стараемся вытащить оттуда евреев, а приезжают всякие… — Он не закончил фразу. Указал в центр зала. — Отойдите туда! — Они отошли. Всякие. И стали. Она, затянутая в трикотажное короткое платьице до колен, на высоких каблуках, сумочка с текстами иностранных газет, отпечатанными по белой клеенке. Он в сером итальянском костюме. Красивая пара.

Через пару минут к ним подвели еще одну красивую пару. Вернее, тройку. Маленького белого пуделька держала на поводке тоненькая, такого же типа, как и Елена, девушка. Парень, темноволосый и сильный, мог быть и грузином и евреем — по выбору.

— Держимся вместе, ребята, — сказал он. — Будут тащить — кричите, кусайтесь, но не давайте себя погрузить в автобус. Пусть козлы валят в свой Израиль. Нам там делать нечего. Меня в Штатах уже полгода мои деньги дожидаются. Я туда несколько чемоданов икон переправил.

Они стояли четверо, молодые, красивые, одинокие, а напротив, залив половину зала, колыхалась толпа. Толпа поняла, что они другие. Что они не хотят в Израиль. Может быть, им сказал об этом представитель «Сохнута»? Толпа глухо ворчала. Угодливые и вежливые в Шереметьево, настороженные в советском самолете («Говорят, бывали случаи, когда самолет взлетал, но его возвращали опять в Шереметьево!» — шептались в брюхе «Туполева»), они искали компенсации за недавнее унижение. «Особые!» — выкрикнула дама со множеством золотых зубов. — «Не хотят в Израиль! Их вытащили из ада, а они…», «Девки-то, девки-то как раскрашены! Как проститутки!», «Предатели!» — выкрикнул кто-то. — «Предатели! Как не стыдно!»

— Атмосфера сгущается! — сказал грузин. — Новые граждане свободного мира спешат попробовать себя в новом качестве. Сейчас они устроят нам суд Линча!

— Мы не можем оставить вас в Вене! — заявил явившийся сбоку, из-за охранника-австрийца в ярко-синем костюме, с красной шеей и физиономией (сунув автомат под мышку, австриец закуривал), сохнутовец. — Вы должны поехать со всеми в замок. Там мы разберемся. Присоединяйтесь к остальным. У нас нет права оставить вас в аэропорту.

— Никуда из аэропорта мы не поедем! Тем более в концентрационный лагерь беженцев в замке, — сказал тот, которого ждали в Штатах деньги. — Мы находимся в свободной стране, в Австрийской Республике!

— И мы не евреи! — закричала Елена. — Почему мы должны ехать в Израиль, если мы не евреи!

— Если вы попытаетесь нас заставить, мы будем сопротивляться и устроим скандал! — Грузинский еврей прижал к себе девушку. Мощная, в наморднике, прошла за стеклом овчарка, следуя за тяжеловооруженным охранником. Взвизгнув, белый пуделек прижался к ногам хозяйки.

— Да что вы с ними церемонитесь! — закричали из толпы. — Погрузить их в автобус, и все тут! Мало ли чего они захотят! Что же, им все можно?

Сохнутовец выругался на австрийском или на идиш и убежал.

— Е… рабы! — выругался парень. — Привыкли угождать властям. Уже и здесь выслуживаются. — Он погладил по плечу свою испуганную девушку.

Улыбаясь, вышел из-за их спин краснорожий австриец. Что-то проговорил непонятное, но спокойное и протянул, приоткрыв, пачку сигарет. Автомат по-прежнему под мышкой.

— Вот хоть нацист оказался человеком. — Парень выудил сигарету из пачки австрийца. — Как будет спасибо по-австрийски?

— Данке шен, — сказала девушка.

— Данке шен! — повторил парень громко. — Гуд. Ты — гуд!

Австриец спокойно кивнул, согласился, что он — гуд.

Смущенная демонстрацией дружественных чувств австрийцам, заткнулась толпа. Даже дети перестали кричать.

Вновь появился сохнутовец, сопровождаемый толстым, средних лет типом в неопрятном плаще, и, не обращая более внимания на отщепенцев в народной среде, забежал к толпе в тыл.

— Сейчас все пойдут опознавать свой багаж. Следуйте за господином Шаповалом вон в ту дверь! После опознания багажа, не толпясь, по одному выходите к автобусу!

— Кажется, мы победили. А рабов повезут в лагерь! — Парень удовлетворенно потер руки.

— А почему их сразу отсюда на другом самолете, конечно, не отправляют в Израиль? — спросила Елена.

— А черт его знает. Проверяют на благонадежность, очевидно. Хотите чуингам? — предложил парень. Все четверо дружно зажевали. И пуделек осмелел с ними, отлепился от ног хозяйки.

— Полежать бы… — сказала Елена. — Я спать хочу. Я никогда так рано не вставала. Разве что когда была в пионерском лагере.

— Пива бы… — сказал Еленин супруг. Несмотря на то что утром в Шереметьево они похмелились водкой, прощаясь с друзьями, голова болела. — У них должны быть здесь пивные автоматы в аэропорту. Я читал в книгах у Бёлля.