Десятник особой сотни - [29]

– А кто это тебя так исцарапал? – задал мучивший вопрос и Гордята.

– Ты что, всю дорогу проспал? Ничего не видел?

– Так то не кошки дрались? – дошло до боярина.

– Ваша славянская нежить допекла. Скажи. Ну почему у вас как не у людей?

– Как это?

– Почему домашняя нежить на стороне смертных? Дворовой, как клещ уцепился, еле отбилась. Ведь не родня, не кум, не сват, не брат.

Промолчал. Что тут сказать? Чтобы понять такое, здесь родиться нужно.

– Значит так. Слухайте бабушку, хлопчики. За ворота я вас вывела. Так?

– Ну, да.

– Где лошадей взять вы знаете. От Курска поскачете в сторону Льгова. Верстах в двадцати свернете с летника по левую руку. Там у тропы приметный знак оставлен. Сухая береза. Повернули. Так, той тропой до самой заимки и доедете. Обождать придется маленько. За товаром Прозор подъедет, его узнать легко. Однорукий. Он и расплатится с вами. Ежели язык за зубами держать станете, то о сем ночном походе никто и не узнает. Будете жить как жили, только серебра-злата в кошелях существенно прибавится. А богатство, глядишь и удачу подманит. По сему прощевайте. Бабушка старенькая, бабушка устала.

Действительно, ведьма она ведьма и есть. Не успели глазом моргнуть, глядь, а старой карги и след простыл.

К концу дня встали на ночевку на самой заимке, когда по прикидкам проделали путь больше двадцати верст, а солнце спрятавшись за кроны деревьев, заставило выйти из подполья сумерки. Ехали сторожась, но успели. Переломать ноги в темноте, это любому по силам. Тяжелей всего, пришлось Любаве. Уж как там ее бабка заколдовала, неизвестно. Только весь день девица как чумная. Оттого, что может лишиться своей законной добычи, Магнус рассупонив ее из одеяла, привязал ноги к стременам, руки к луке седла, а потом всю дорогу караулил чтоб не сверзлась на землю, не сломала себе шею. Под вечер подкрепились первый раз за день. Оправлялись конечно почаще. С княжной умаялись, не передать как! Узнав, что похищена, пыталась сбежать. Бежала в лес, мотаясь из стороны в сторону, словно пьяная. Магнус изловил. Хотел плеткой отстегать, да испугался, что товар попортит, и меньше денег получит за порченую. Всю дорогу Любава грозилась карами. Особенно ему, Гордяте. Молчал. На пути следования не попался ни один разъезд. Оно и понятно, до границ княжества далеко. Даже не верится, что черниговцы уже хозяйствуют на этих землях. Вот и неизвестный им Прозор должен подъехать. Встреченные подводы со смердами в расчет не брались. Едут сиволапые по своим делам, так и пусть себе едут. Купцы, те вообще не попадались, словно повымирали по всей земле.

На заимке их встретил смурной хозяин. Бородищей зарос по самые глаза, что твой медведь. Слова из него не вытянуть. Ну и пусть. Так, даже проще, в душу никто не лезет. А на душе кошки скребут. Как это он, боярин Курского князя, его же сестру умыкнул? Если б для себя, можно понять, а тут такое дело.

Любаву заперли в комнатенке без окна, видать кладовая была. Поначалу ругалась, потом плакала, выла. Успокоилась, сказался день трудный. До утра не помрет. Ночной горшок ей поставили, а что воды нет, потерпит. Снял экипировку, расслабил ремни, выложил под руки меч со щитом, и без всякого зазрения совести подлез под медвежью шкуру. Спа-ать! Пусть делают что хотят. Пусть хоть всю ночь Магнус сторожит, он привычный.

* * *

Вот она, заимка. Другой здесь просто не могло быть. Лука не торопился. Что ему расстояние? Лихой от этих мест еще очень далеко. Нужно осмотреться, затем проникнуть в избу, прикинуть что скажет хозяину о насельниках и самой княжне.

На небольшой поляне, почти со всех сторон окруженной высоким лесом, темным и неприветливым, раскинулось охотничье становье. Листва на деревьях, кое-где покрывалась серебристо – золотистым цветом, и, падая на землю, пахла терпкой прелью. На расшитом травой и цветами ковре, у мелкой как ручей речушки с запрудой, сделанной из гибких тальниковых прутьев, стояли постройки. Добротно срубленная из бревен изба соседствовала со стайкой для животины, скорее всего для лошадей. В ней и сейчас стояли три лошади. Рядом с избушкой маленький амбарчик, тоже пуст. Поодаль от всего, скособочилась небольшая банька. Лука прошел сквозь стену, взял направление на дом. Не имея человеческих чувств как таковых, но помня как это может быть, отметил лучезарность речной воды при солнечном свете. Шелест ее доносил от каменистого переката напевный мотив.

Из густого подлеска с правой стороны от речки, на поляну вышел человек в одежде, большей частью пошитой из шкур и кожи, скорее всего полесовик, хозяин здешнего места. Он огляделся, особо обратив внимание на тропу, пошел к избе. Луке на миг показалось, что обросший волосами людин увидал его. Он мог бы рассмеяться этой своей мысли, если бы умел это делать как в прошлой жизни. Но не судьба! Духу сие не подвластно. Такие чувства как смех, печаль, радость, мог чувствовать в нем только Лихой. Каким образом это у хозяина получалось, сам Лука не понимал.

Внутри избы, вдоль стен широкие лавки с набитыми сеном тюфяками для сна, тут же печь сложенная из речного камня. Видимо часто останавливаются в сем месте люди. Вон две лавки заняты и сейчас. В открывшуюся дверь из влазни вышел хозяин. Лука отметил его недобрый взгляд, кинутый на спящих постояльцев. Смотри-ка, а ведь он недоволен соседством пришлых. Оно и понятно, вон как храпят! Так! Где же княжна? В бане нет, в сарае тоже.