Десять выстрелов - [2]
— Не умеешь! — Мишка переломил ружье.
Я припал глазом к круглому стволу. Но сколько я ни смотрел, ничего не смог увидеть.
— Ты на свет веди, — подсказал мне Мишка.
Перед глазами мелькнула электрическая лампочка. Но ствол был черный: в нем гас свет.
— Тебе не купить. Где пятнадцать рублей достанешь? Я бы в придачу дал еще патронташ и десять патронов.
— Дорого, — нерешительно сказал я. — В магазине… я сам видел…
— Да чего говорить! Денег у тебя все равно нет!
— Я достану.
— Будут деньги, тогда поговорим.
Я двинулся вдоль домов и принялся считать снежные кучи. Я не заметил, как оказался на чужой улице. Если заработаешь с каждой кучи по пятьдесят копеек, то возить снег мне нужно две недели подряд.
Утром я снова прошелся по улицам и сосчитал все кучи. Около углового дома на чужой улице меня остановил мужчина.
— Снег с крыши будешь сваливать?
Я сразу догадался, что это домоуправ. Подумал, не родной ли он брат нашего домоуправа: на нем было такое же длинное бобриковое пальто и большие подшитые валенки с кожаными задниками. У него не болели зубы, но жилистая шея была старательно обмотана большим шарфом.
С головы у меня слетела шапка, когда я посмотрел на крышу четырехэтажного дома.
— Пять рублей заплачу. Сосульки собьешь — еще полтинник подброшу.
Я спрятал портфель с учебниками в сугроб и полез по пожарной лестнице на крышу. Пусть решают в школе задачи, а я буду зарабатывать деньги на ружье! Трудно было начинать. Снегу навалило много, и мне казалось, что я никогда не доберусь до кровли. Когда на крыше пролегла длинная дорожка, стало легче.
Взмокший, тяжело дыша, я через несколько часов предстал перед домоуправом.
— Ты чего на меня выставился? — домоуправ посмотрел строго поверх очков.
— Сбросил снег с крыши. Платите.
— А убирать с тротуара кто будет?
— Не договаривались…
— А я не рядился с тобой только на одну крышу. Свезешь снег во двор — получишь деньги.
— Я отца позову. Ему заплатите.
— Малец, постой! А отца твоего как звать? Может, я его знаю?
— Гринчиком зовут! — Я назвал самого сильного пожарного, которого боялись даже хулиганы.
— Какой ты парень нескладный! Почему сразу не сказал? С тобой и пошутить нельзя. Будешь снег возить — еще два рубля заплачу.
Снег возил я до самого вечера. Хорошо, что чужие ребята помогли мне, а то бы я никогда не справился.
Через несколько дней со всех улиц снег свезли во дворы. Мне пришлось отправиться в школу. Вместе с мамой. Ее вызвал директор. Так прекратилась моя «рабочая» деятельность.
Вскоре я установил, что можно скопить деньги, если бегать в булочную, в магазин и в лавку за керосином, а сдачу оставлять себе.
…Настал день, я вручил Мишке все деньги. Мишка долго считал. Хитро прищуривал свои разные глаза. Левый — зеленый — странно темнел и сверлил меня, как острый буравчик.
— Деньги не украл?
Мишка вынес двадцатку поздно вечером. Только теперь я разглядел, что расколотый приклад стянут медной проволокой.
— Хочешь, поедем на охоту? — сказал неожиданно Мишка. Его правый — голубой — глаз выражал товарищеское участие. — Я возьму ружье у старшего брата. Он у меня тракторист. Знаешь, какая у нас в деревне охота! И собака есть!
— Не врешь? — Я не мог поверить привалившему счастью. Удивительно, как меня еще держала земля!
В субботу вечером поезд увозил нас в деревню. Мы с Мишкой уселись на одной лавке. В вагоне темно. Около свечки лежит рыжий кружок света. Темные углы меня пугают. Мишка разлегся на лавке и скоро захрапел. Я боюсь уснуть и крепко сжимаю руками ружье. За плечами у меня холстинный мешок для дичи. В мешке краюха хлеба, бутылка ситро, кусок колбасы и колотый сахар. Поверх пояса у меня надет патронташ. В кармашках десять патронов. Их красные глазки в упор смотрят на меня. Я иногда торопливо поглаживаю их пальцами, чтобы не видел Мишка. Задерживать руку на патронах боюсь: вдруг они от нагревания взорвутся.
Незаметно мерный стук вагонов меня укачал. На остановках машинист резко тормозил, и я ошалело вскакивал. Первым делом хватался за ружье…
Проводник светит мне в лицо фонарем. Трещит стеариновая свеча.
— Михнево будет… Вам сходить? — Проводник трясет меня за плечо.
Мы шагаем с Мишкой по скрипучему снегу. Здорово морозит. Поле залито лунным светом.
— Идем скорей. Посидим около стога. Зайцы туда завсегда прибегают. Прошлый раз я трех штук убил. — Мишка трет варежкой щеку.
— Трех?
Мне неизвестно, нужно ли сидеть около стога или это Мишкина выдумка, но я сразу соглашаюсь. От высокой стены леса на дорогу легла черная тень. С кустов свешиваются ошметки сена. Я не могу понять, откуда на кустах сено, но стараюсь держаться дальше от тени.
На поле ослепительно белый снег в серебристых блестках. Я еще никогда не видел его таким красивым.
— Кольк, ты дыши глубже. Воздух у нас пользительный! Братень рассказывал, — сообщает мне Мишка. — Раньше женщины в деревне клали стираное белье на снег отбеливать. А теперь нельзя: сажа летит с Москвы.
Но я не слушал Мишку. Не верю его зеленому глазу, хитрому и обманчивому. Доносится глухой скрип. Я вздрагиваю и выжидающе смотрю на товарища.
Мишка не оглядывается назад, шагает как ни в чем не бывало. На плече висят две сумки с булками и баранками.
