Десять ночёвок - [58]

— Эй, Эмми, знаешь, как черепашки любовью занимаются?

Я отпрыгнула в сторону.

Начался подъем долота. Все взгляды устремились на буровую площадку, где Фрэнк Барнс принял пульт от Бада Холлидея, и бригада Фрэнка заняла места, оставленные бригадой Бада. Новая смена действовало еще более споро, чем ее предшественница, быстро влившись в ритм работы огромной лебедки, которая поднимала из скважины девяностофутовые свечи бурильной колонны. Билл и Уэйн, как близнецы-телепаты, управляли машинными ключами, в почти идеальном унисоне двигая этими огромными подвесными челюстями и зажимая их на трубе выше и ниже резьбового соединения между свечами в те моменты, когда Фрэнк запускал ротор, чтобы раскрутить резьбу. Даррелл сдвигал и задвигал клинья ротора, которые удерживали трубу от падения обратно в отверстие; его взгляд не отрывался от трубы, следить за другими не было необходимости — Даррелл полагался на четкость в работе команды. Пока кронблок тянул очередную свечу[6], в восьмидесяти футах над нашими головами на подъемном кране Эмо, склонившись с «трамплина», набрасывал трос вокруг верхнего конца трубы, а затем привязывал свечи к опоре буровой установки другим концом троса.

Я нет-нет, да и бросала взгляды на Фрэнка, который стоял у пульта, невозмутимый, но сосредоточенный, не сводивший глаз с ротора. Мускулистые руки парили над рукоятками отработанными, автоматическими движениями пианиста на концерте. Внезапно его дымчатые глаза обратились в мою сторону, и он кивнул, мрачное выражение его лица на мгновение смягчилось и превратилось в задумчивую полуулыбку. Я поспешила обратно в свой трейлер, где, вернувшись к шламу, с растущим восхищением слушала тот мерный хорал, который создан Фрэнком из песен сотен деталей, ревущих и останавливающихся, падающих и дергающихся. Подсознательно убаюканная этой механической симфонией, я мирно работала, время от времени зевая.

Прошел час, когда ритм изменился, предупредив меня, что двигатели на холостом ходу и колонна перестала двигаться. Долото извлечено. Я вновь направилась в буровой блок взглянуть на происходящее.

В бытовку явился Эд Мейер. Стоит, уперев руки в бедра, — шея драматически изогнута вбок, сигарета ненадежно свисает изо рта. Все в ожидании. Я заняла стратегически полусокрытую позицию за дверью шкафчика. В тот момент Мерл и Хэнк, пошатываясь, сошли с буровой площадки с долотом в руках.

Долото много весит. Мой предел — поднять четырехдюймовое, вроде того, которое держу в своем трейлере, приспособив в качестве дверного упора. Восьмидюймовку мне не осилить, спору нет. Это прочная отливка высотой в два раза больше ширины, такую не сдуть встречному ветру.

Мерл и Хэнк потоптались с ворчанием и грохнули массивную железяку, сотрясая землю. Эд присел на корточки и перевернул долото на бок, чтобы осмотреть режущую коронку.

— Дерьмо! — сказал он. — Ну-ка, дайте сюда воды промыть эту штукенцию. — Хэнк поспешил за водой, а Эд и Мерл согнулись чуть ли не до земли и, сощурясь, разглядывали долото. Собравшиеся молча взирали на них, ожидая приговора. От меня не скрылось, как Джонни Максвелл с застывшим лицом выпрямился в струнку из обычной расслабленной позы и постарался инстинктивно исчезнуть из поля зрения Эда.

Вернулся Хэнк и обмыл долото.

— Так, — произнес Эд, — похоже, мы малость поторопились. Но с этой штукенцией наверняка никогда не знаешь. Вот ведь как бывает, ха-ха-ха!

— Ой, да ладно, смотри сюда, — отозвался Мерл. — Этот зубец со дня на день доставил бы тебе проблем, Эд.

— Верно. Ты прав, Мерл. Ладно, парни! Пусть будет поломка, так мы скажем конторе, а? Ха-ха-ха? — Эд одарил всех одной из своих самых очаровательных улыбок, его ровные белые зубы сомкнулись, словно солдаты в день парада.

По аудитории пробежал тонкий смешок. Джонни слегка возвел глаза к небу, и я всем своим чутьем уловила, как близок к перегреву его мозг, когда прораб приплюсовал ложно поломанное долото к стоимости скважины.

— Ладно, Мерл, — заявил Эд, — действуй, цепляй новое долото. Давайте, ребятки, работа не ждет. — Вечеринка закончилась. Рабочие снова вышли на буровую площадку.

Иной раз, когда некто выше вас по должности, выносит неверное решение, лучше не мелькать в списке свидетелей. Я ретировалась к себе в трейлер с намерением заняться делами, но тут вошел Джонни Максвелл и прямиком направился к кофейнику.

— Паскудный денек выдался, — проговорил он, приветственно махнув мне чашкой. — Скажи-ка, среди меток у тебя в журнале найдется специальный символ, который означает «ненужный подъем долота»?

Я спросила:

— Значит, ты думаешь, что подъем был «преждевременными родами», так?

— Преждевременными? Я даже беременности не заметил!

— Настолько плохо? Почему же все отмолчались? Разве бурильщикам не нашлось что сказать по поводу замены?

— Нетушки, Лесси, это работа только одного человека, и им был не кто иной, как наш собственный бесстрашный начальник оперативного отдела.

— Сэр Йон Эдвард Мейер?

— Вот именно. — Он поднял кружку в знак тоста.

Эд заказал долото, чтобы заменить старое, которое еще не износилась. Эд заказал тяжелый раствор для породы, которая в нем не нуждалась. Эд появился как по волшебству, когда я показала шерифу скважину «17-1», явно желая, чтобы мы ушли. Эд изводил продавцов труб ради сверхособенной цены, с подозрительным намеком на проценты. Эд перевез трейлер геолога к другой скважине, проходка которой еще не начата, что стоило «Блэкфит» дополнительных затрат на проживание Аликс. И отказаться от этих затрат компании нельзя, иначе никакого нового бурения не будет вовсе.