Десять ангелов Мартенбурга - [22]

«Je T'aime Moi Non…» — вздохнул телефон.

— Добрый день, фройляйн Эрхарт, — собеседница говорит несколько в нос, возвышая голос к концу фразы. — Меня зовут Мария-Агнесса Каулитц, и у меня находятся «Всадники Апокалипсиса» кисти Ханса Брабантского. Если я правильно поняла, вы намерены их фотографировать?

— Да, фрау Каулитц, здравствуйте! Я сама собиралась вам позвонить. Мне важно знать, когда бы вы могли предоставить нам картину для съёмки?

— Я не фрау, а фройляйн. Знаете, боюсь вас разочаровать, но если «предоставить» значит «привезти» или «принести», то никогда. Все съёмки, зарисовки, описи и исследования делаются только у меня дома.

— Фройляйн Каулитц! — Саша дорисовывает домику флюгер в виде кораблика и начинает с ласковой убедительностью специалиста: — Уважаемая фройляйн Каулитц, дело в том, что для съёмок нужно установить хороший свет, это довольно хлопотно, нам бы не хотелось вас обременять…

Да, сейчас. Старуху не собьешь. Она тверже стали, скорее всего, разговорчики вроде этого для нее давно вошли в привычку.

— Это будет неудобно для меня и крайне неудобно для вас, но картина не покидала дома с XVI века, и не нам менять правила. Так что считайте, что картина приклеена к стене, и всё будет проще. Я жду вас завтра с полудня и до шести в любое время. Так как ничего не нужно перевозить, думаю, много времени на опись не потребуется. К тому же, я про неё знаю всё до мелочей и смогу облегчить ваш труд. До завтра…

— До свидания, и спасибо за звонок, — отвечает Саша в короткие гудки, дорисовывая на скате крыши кошку.

Когда часы на ратуше отбивают пять пополудни, Саша сохраняет последние документы — описи ещё двух картин и одного рисунка, закрывает ноутбук и укладывает его в серую сумку с овечьей мордой и четырьмя верёвочными ножками. Кепка обнаруживается на подоконнике, куртка — в кресле, а одна из перчаток — на полу.

— Я ухожу, герр Лемке! — громко сообщает она глуховатому здоровяку, считающемуся охранником музея, и в ответ на его вопросительную улыбку повторяет ещё громче: — Ухожу до завтра! — показывая пальцами бегущие ножки.

— Фройляйн Эрхарт? — окликают её сзади.

— Добрый вечер, герр Фляйшер, — отвечает Саша, делая вид, что страшно занята сражением с бронзовой ручкой двери.

— Минуточку, — говорит бургомистр, толкая старинную дверь маленькой пухлой рукой в серой перчатке. — Фройляйн Эрхарт, я хочу пригласить вас в кафе.

— Это тенденция, господин бургомистр, меня сегодня все хотят пригласить в кафе. И все, как я понимаю, не просто так.

— Дорогая Александра…

— Саша.

— Саша, — он молитвенно сложил ладони, — если бы мне вздумалось посидеть с вами в кафе просто так, без сопутствующей цели, тёща узнала бы об этом за две минуты до того, как мы бы выбрали столик, а жена — минутой позже. Да они примчатся раньше, чем нам принесут заказ. Поэтому я, как бы мне ни хотелось, вынужден приглашать вас лишь на деловой разговор.

Очень занятно наблюдать, как аккуратно, словно бережливая женщина, он снимает перчатки, расстёгивает плащ, устраивает его на старомодную рогатую вешалку, обстоятельно усаживается — кругленький, коротенький, уютный — просто Дени де Вито из немецкой глубинки.

— Не надо меню, детка, кофе по-венски и..?

— И кофе по-венски, — заканчивает заказ Саша.

— Итак, дорогая моя фройляйн, я бы хотел обратиться к вам с просьбой… Это дело требует большого такта и способности к ведению переговоров. Вам надо уговорить фройляйн Агнесс предоставить картину для выставки. Вы, возможно, не в курсе, это специфика нашего городка: существует легенда, что пока картина в городе, он защищён от опасностей. Суеверие, конечно, но города она и впрямь никогда не покидала. И даже из дома ее не выносили. Поэтому, вы понимаете, если красиво подать легенду, Мартенбург может заинтересовать весьма многих. Город у нас не так чтобы очень популярен, а тут туристы, приток капитала… ну зачем вам объяснять, как это важно в наше трудное время для любого маленького города.

Саша разрушает ложечкой совершенство припорошенной шоколадной крошкой шапки сливок.

— То есть если я вас правильно понимаю, господин бургомистр, сами вы в легенду не верите?

— Зачем так цинично, фройляйн Саша? — огорчается кругленький бургомистр. — Немножко верю, немножко не верю… Согласитесь, какие особенные беды могут у нас быть сейчас? Чума? Голод? Осада? А польза от показа оригинала, особенно если подготовить интересный текст, знаете, с изюминкой… Я понимаю, для вас в этом никаких особенных выгод нет, но если выставка приведёт к изданию каталога, его, несомненно, будете писать вы. И любые статьи о Хансе Брабантском. Считайте, что вы — его биограф. Вы постараетесь? Магда?! Счёт! Нет, ну нет, фройляйн, конечно, я угощаю…

«Je T'aime Moi Non…» — оживает телефон.

«Фляйшер,» — высвечивается в окошечке. «Нужно поменять сигнал», — думает Саша.

— Фройляйн Эрхарт? Не подумайте, Бога ради, что я за Вами шпионю, но у нас такой маленький городок — тёща сказала, что примерно час назад Вы покинули госпожу Каулитц. Не хочу быть назойливым, но как там наши «Всадники…»?

— Это, уважаемый герр бургомистр, не наши «Всадники…», и даже не её. Это Божьи всадники, я полагаю. Скачут. И прекрасны. Пожалуй, самая сильная работа вашего наёмника Ханса.