Десант в безвестность - [3]

Шрифт
Интервал

Я к чему о Чернове вам рассказываю, Виктор Павлович, понимаете, когда там, в Ондозере, все уже произошло и я раненый ползал, как голодный пес болоту, прятался от егерей, со мной приключилось нечто вроде галлюцинации. Я замерз, просидев в холодной воде свыше десяти часов, пока егеря совсем не ушли с болота, затем выбрался из воды и пополз к нашим убитым морякам, чтобы взять у кого-нибудь из них фуфайку или плащ-палатку. И знаете, на кого я наткнулся? На Чернова Федю. Он лежал в крови, изуродованный, вероятно, сам подорвал себя гранатой. А рядом с ним лежал еще кто-то — в одной тельняшке. Страшно было смотреть! И вот мне вдруг показалось, что тот, кто в тельняшке, — его девушка. Мне стало не по себе, затошнило, перед глазами поползли круги, и я поскорее отполз от этого места…

— Вам показалось или с ним действительно лежала девушка? — перебил гость Мочихина. — Для меня это очень важно!

— Показалось, конечно. От потери крови и голода мне еще не раз виделось черт знает что!

— И все же, Иван Алексеевич, припомните как следует: может, с сержантом в самом деле была девушка?

— Нет, мне показалось. А показалось, вероятно, потому, что я завидовал Феде. Его девушка нравилась и мне. Потом, на следующую ночь, когда начало светать, я снова пополз к тому месту, где они лежали, — продолжал Мочихин. — Я нашел это место быстро. Там было уже больше десятка наших матросов. У всех на шее ремни. Финны ремнями стаскивали тела убитых десантников в одно место. Среди них не было женщины. Это я хорошо помню. Да и сами подумайте: девушка — ив тельняшке?!

— Может быть, она для какой-то цели переоделась? — задумался Виктор Павлович.

— Почему вы уверены, что ваша разведчица вышла на десантников? — сказал Мочихин. — Мост взрывал я, поэтому мимо нас она пройти не могла. Кроме того, еще до этого на нас напоролось отделение егерей, которое мы уничтожили. Значит, по дороге она не шла, иначе попалась бы к ним в лапы. А потом началось такое, что любой здравомыслящий человек к нам ни за что не пошел бы. Да он и не смог бы добраться — мы уже были окружены.

— Все могло быть, — задумчиво произнес Виктор Павлович. И повторил — Все могло быть… — Затем снова спросил:

— А фамилия сержанта Рыжихина вам не знакома? Он был среди десантников.

Мочихин задумался, напрягая память.

— Нет, не помню, — ответил он. — Я в своей-то группе не всех знал. В отряд набирали из разных подразделений бригады…

Они замолчали, каждый думая о своем.

— Кофе еще подогреть? — первым нарушил молчание Мочихин.

— Что? — задумчиво переспросил гость. Потом сообразил, о чем его спрашивают, замахал руками — Нет, нет, спасибо! — И поднялся со стула. — Вы когда уезжаете, Иван Алексеевич?

— Через день.

— Не могли бы дать ваш новый адрес? На всякий случай.

— Вот, возьмите.

— У меня к вам просьба, Иван Алексеевич:, если вдруг что вспомните, меня касающееся, не посчитайте за труд, черканите. Думаю, знаете куда?

— Да уж знаю! — сказал Мочихин. — Только поверьте, Виктор Павлович, вам надо искать разведчицу в другом месте. Среди десантников она оказаться никак не могла. На этот перешеек, адский перешеек, живому пробраться было невозможно. А сержант Рыжихин, если он был среди нас, десантников, наверняка погиб.

— И все же, Иван Алексеевич, если что вспомните, черканите. — Гость поблагодарил старого моряка, попрощался с извинениями, что заставил ворошить прошлое.

А Мочихин, проводив его до дверей, вернулся в комнату, сел у окна и так просидел часа два не двигаясь. Возбужденная память возвращала его — в который раз! — в молодость, в грозные и жестокие годы войны, когда человеческая жизнь ничего не стоила и потерять ее было до того просто, что даже в списки небытия она не всегда попадала. И дело не в том, что страшно умирать. Умирать не страшно. Нет. Страшно жить среди мертвых. Они с тобой, вокруг тебя. Днем, ночью — всегда! И кажется, что вот судьба уберегла тебя от верной смерти, живи, радуйся и гордись, что побывал в таком пекле, из которого нельзя было выбраться, а ты выбрался, выкарабкался, зубами вырывая себе право на жизнь, но смерть других, тех, кто был с тобой и которых давно уже нет, душит, мучает… Ты стареешь душой, телом, а память остается все той же, какой запечатлела однажды самые страшные дни в твоей жизни…

ст. Кочкома

16 мая 1942 г., 5 час

Ночью 16 мая 1942 года литерный воинский эшелон, следовавший из Лоух, сделал короткую остановку на станции Сорокской. Дежурный по станции тут же отправил эшелон дальше — на юг, не дав набрать кипятку краснофлотцам, которые, не успев спрыгнуть, бросились, ругаясь, назад, к своим вагонам, так как поезд уже стал набирать скорость.

Старшина 2 статьи Мочихин, тоже спрыгнувший за водой, еле догнал состав и, уцепившись за ручку двери последней теплушки, в которой ехали красноармейцы из второго батальона, пытался на ходу в нее забраться, но это ему никак не удавалось — мешал котелок с водой, который он бережно держал в левой руке.

— Давай сюда котелок! — кричали ему из теплушки. — Давай, тебе говорят, отстанешь!

Наконец старшина разжал пальцы, котелок у него забрали, а затем втащили в вагон и его самого.


Рекомендуем почитать
Дневники сепаратистов

В книге собраны воспоминания жителей города Луганска о военных событиях лета 2014 года В ней отображены реальные события, реальные чувства и судьбы людей, переживших общую беду в Луганске и за его пределами.


Твои герои, Ленинград

Маленькие невыдуманные рассказы о бойцах Ленинградского фронта, написанные и опубликованные в 1943 году в блокадном городе.


Командир бронепоезда Иван Деменев

В этом очерке рассказывается о командире легендарного бронепоезда, защищавшего вместе с другими частями 3-й армии Урал от белогвардейцев, — Иване Деменеве. Рабочий парень со станции Усольской, он получил революционное воспитание в среде петроградского пролетариата, а затем, вернувшись в родные края, стал одним из организаторов рабочих добровольческих отрядов, которые явились костяком 3-й армии. Героическим подвигом прославил себя экипаж бронепоезда. Очерк написан на основании немногих сохранившихся документов и, главным образом, на основании воспоминаний участников событий: А.


Партизанской тропой Гайдара

"Эта книга — про Аркадия Петровича на войне. А называется она так — «Партизанской тропой Гайдара» — потому, что шел я по его следам. Шел, как бывший мальчишка, шел, как бывший тимуровец, шел по отзвукам полузабытых легенд, чтобы знать, как все было на самом деле. Мне довелось побывать в Лепляве и Озерище, Хоцках и Калеберде, Гельмязеве и Калениках, на Германовом хуторе и хуторе Малинивщина. Названия этих сел можно отыскать только на очень подробной карте, но они будут часто встречаться в книге. Довелось мне летать и ездить в Канев и Киев, Золотоношу и Черкассы, Гайсин и Львов, в Ленинград и в далекий Уяр Красноярского края. И это были тоже тропы Гайдара, потому что я искал и находил боевых его товарищей и еще потому, что след остается не только на земле,—он остается в памяти, он остается в сердце.


Марш Смерти Русского охранного корпуса

Созданный на территории оккупированной Сербии Русский охранный корпус Вермахта до сих пор остается малоизученной страницей истории Второй мировой войны на Балканском театре. Несмотря на то, что он являлся уникальным прецедентом создания властями Германии обособленного формирования из русских эмигрантов, российские и зарубежные историки уделяют крайне мало внимания данной теме. Книга Андрея Самцевича является первым отечественным исследованием, рассматривающим данный вопрос. В ней, на основе ранее неизвестных документов, подробно рассмотрены обстоятельства развертывания и комплектования формирования на различных этапах его истории, ведения им боевых действий против повстанцев и регулярных вооруженных сил противников Германии на территории Сербии и Хорватии и проведения его военнослужащими многочисленных карательных акций в отношении местного населения.


Летчица, или конец тайной легенды

Повесть «Лётчица, или Открытие молчавшей легенды» о том, как в 1944 г. в сумятице немецкого отступления встретились советская летчица Люба и немецкий ефрейтор «рыжий увалень» Бенно Хельригель. Щемящая, пронзительная история военной встречи продолжается спустя почти тридцать лет в Москве, куда Бенно приезжает на похороны Любы.