Вместе с другими красноармейцами он гнался за отступающими фашистами, стреляя и крича «Хенде хох!», а в полдень допрашивал пленного ефрейтора. Некрасова еще била нервная дрожь, он с трудом подыскивал нужные слова и потому смог задать всего-навсего несколько примитивных вопросов: «Назовите номер части», «Сколько солдат было в деревне?».
…Через несколько дней после первой атаки наступление приостановилось. Почти месяц Некрасов провел в обороне, в окопах и блиндажах. Ходил в полевые караулы, нес дежурство, вступал в перестрелки, недосыпал, недоедал. Как и весь батальон, мечтал о смене и отдыхе. Уже пошел слух, что выведут в тыл, на переформировку, когда его ранило.
Случилось это в начале марта. Согнувшись, он проходил по узкому ходу сообщения с котелками в руке. На изломе ход сообщения мелел и обрывался. Только подумал, что надо бы подрыть в этом месте, — грохнула мина, и его сильно толкнуло в ногу. Подломившись, упал на бок. В тело стальным жалом вошла боль, и он потерял сознание.
Очнулся и сперва увидел радужные круги, красноватый туман и почувствовал, что плывет, покачиваясь. Открыл глаза — мимо тек снег, побуревший, ноздреватый, а рядом топали чьи-то валенки. Догадался: несут на плащ-палатке.
Ранение он получил тяжелое, была задета кость. На санях доставили в медсанбат, где сделали срочную операцию, а оттуда в подмосковный госпиталь. Лечение заняло всю весну, а через год повторилось — разбередилась рана.
В госпитальной палате, в команде выздоравливающих, он много думал о прошедших и предстоящих боях. Понимал, что война короткой не будет и ему еще предстоит найти в ней свое место. Он должен стать командиром, как советовал Михаил Иванович Бакшеев.
Может и должен.
Из команды выздоравливающих Леопольд послал письмо своему школьному учителю:
«Москва. Житная улица. Казанский переулок. Дом № 10. Школа № 7. Н. Н. Лебедеву.
Здравствуйте, дорогой Николай Николаевич!
Я очень благодарен Вам за ту заботу и внимание, которое Вы проявили ко мне, «старому» ученику Вашему, находящемуся сейчас в рядах Красной Армии. Прошу принять от меня еще одну благодарность к тем сотням благодарностей, которые я принес Вам за долгие годы ученичества. Я до сих пор помню, кстати сказать, некоторые Ваши советы и наставления, правильность которых еще раз показывает Ваш огромный талант учителя и педагога. Я не раз вспоминал и ото всей души благодарил Вас за привитые навыки и мудрые мысли.
Сейчас я рад слышать, что наша школа, вопреки моим представлениям, живет и здравствует, хотя немного горько: это не та школа с ее учителями, ее ребятами, состав ее, вероятно, сильно изменился, не только у преподавателей, но и у учеников. Но все же это именно школа № 7. ЛОНО! И она мне родная. Ей и ее старым учителям, Марии Яковлевне и другим, я передаю свой горячий красноармейский привет. И рука моя еще крепче стиснет оружие, пуля еще метче будет разить ненавистных выродков, чтобы я мог снова встретить свою родную школу, родных учителей и учеников.
Крепко, крепко жму Вашу руку.
С красноармейским приветом. Л. Некрасов».
В письме не было ни строки о тяжелом ранении и награде. За успешную разведку в тылу врага красноармейца Некрасова наградили медалью «За отвагу». Зато к письму была приписка: Леопольд просил выслать копию школьного аттестата, в котором, кстати сказать, стояло одиннадцать пятерок и лишь три четверки. Этот документ нужен был ему для поступления в военное училище.
