Держава (том второй) - [129]

В вёдрах, на дымивших кострах, кипятился чай. В батальонных кухнях, неподалёку в низине, варилась каша. Полк жил своей размеренной, повседневной жизнью. Солдаты умывались и строились на молитву. Затем пили чай, после которого офицеры стали проводить осмотр винтовок, и попутно, длину ногтей.

— Дришенко, — замерев сердцем, услышала голос Рубанова. — По деревьям лазить собрался? Подстриги когти. Ефрейтор Козлов, прими к сведению, — обернувшись, увидел улыбающуюся Натали и, оставив взвод на попечение Сидорова, подошёл к ней. — Доброе утро, сударыня. Как почивали, — приятно коснулся губами женской руки.

«О-ох, как я его ненавижу», — даже не подумала отдёрнуть от мужских губ руку:

— Почивала прекрасно. До утра не просыпалась, — соврала, не покраснев. — Вечером в бой? — задрожав голосом, спросила она.

— Китайские кули уже проболтались, — хмыкнул Аким. — Да, сударыня, нынче ночью поколотим японца, — улыбнулся он. — Извини, Натали, служба, — козырнув, пошёл к своей полуроте. — После боя увидимся, — обернулся он, и со смехом погрозил красавцу–дятлу, полетевшему в сторону японских позиций. — Видела шпиона? — помахал ей рукой.

«Если бы не ушёл, то спросила: «Не у этого ли летучего шпиона купил белые штаны и халат с драконами?», — отчего–то вытерла глаза, направляясь к палатке.

Вечером, сам Яблочкин построил 1‑й батальон.

— Равняйсь, нестроевщина, — шутил он. — Как всегда, кто в сосновый лес, кто по дубовые дрова…

— Да-а, будут нынче кому–то дубовые дрова, — исподтишка перекрестил живот Дришенко.

Не каркай! — укорил его Егоров. — Чего раскаркался, словно китайский дятел…

В строю никто не улыбнулся. К тому же громко прозвучал сигнал трубача, и ещё более громко, эхом затерявшись где–то в горах, раздалась команда Яблочкина: «Смир–р–р-но!».

Батальон выстроился на склоне, и с любопытством наблюдал, как на тропинке, ведущей от подошвы сопки, показалась голова, потом плечи с золотыми генеральскими погонами на белом кителе, затем, во всей красе, появился весь генерал–майор Кашталинский.

Приняв рапорт и поздоровавшись с молодцевато ответившим батальоном, эхо от которого, во много раз превысило предыдущее, генерал пошёл вдоль строя, поздравляя каждую роту с предстоящим сражением, и блаженствовал от криков: «Ура!».

— Похоже, японезов перепугали, — шепнул Дришенко Егоров. — Сейчас головы ломают, сукины дети, чего это на русских позициях так орут… Может, в атаку собрались…

— Да не-е. Подумают, что лишнюю порцию водовки раздали… Вот и веселится народ, — тоже шёпотом ответил Артём.

Под водительством Яблочкина, парадным шагом, батальон направился на боевую рекогносцировку, а генерал Кашталинский в штаб дивизии, руководить боевыми действиями.

Спустившись с перевала, батальон пересёк бобовое поле и захрустел гаоляном.

— Вот где чёрт ногу сломит, мать его в свиное рыло, растудыт, — бурчал Егор. — И сдались мне на старости лет эти подвиги…

— Ну чего матюгаешься, дядька Егор, — сдерживая смех, захлюпал носом Дришенко. — Царь–батюшка сапоги тебе выдал, одёжу справную, да ещё прогуляться перед сном вывели… Свежим воздухом, для ради аппетита подышать…

— Да лучше бы я с твоим батькой, старичком Дришенко, водку на завалинке пил, обсуждая, как мост править станем, — повеселел от приятных воспоминаний солдат и чуть не упал, угодив сапогом в неглубокую ямку. — Подлый китайский крот… Чуть ногу из–за него не подвернул.

— Чего–то ты, дядя Егорша, как бычок на клевере резвишься, — тихо засмеялся Егоров, а за ним и Дришенко.

— Петька, в шею щас наваляю, узнаешь, как над старшими надсмехаться.

— Тихо! Кому там весело? — рыкнул Зозулевский, радуясь в душе, что солдаты перед боем не унывают: «А там уж, кому какая судьба…», — стал глядеть на вспыхивающие и гаснущие огоньки на вершинах ближайших сопок. — Рубанов, а ведь это японцы сигналят о наших передвижениях, — не успел произнести, как с правого фланга раздались редкие ещё выстрелы. — Ну вот, началось, — перекрестился он: «Хорошо, что тучи луну закрыли и не видно ни зги…» — К бою! — негромко отдал команду.

Трещали цикады и в унисон с ними посвистывали японские двухлинейные пули.

«Ночной концерт», — подумал Рубанов и крикнул:

— Цепью развернись.

Рота вышла из гаоляна и побежала в направлении невысокой, с покатыми склонами, сопки, откуда раздавались частые уже выстрелы, а на гребне мерцал сигнальный огонь.

Остальные роты наступали уставными колоннами.

«Натру пятки Зозулевскому после боя, — рассвирепел Яблочкин. — Узнает как устав нарушать… Потому и подполковника ещё не выслужил», — мысленно кипятился полковник, спокойным голосом командуя:

— Ать–два, ать–два. Держи ногу, словно на полковом плацу, — следил, чтобы каждое движение выполнялось отчётливо.

Под выстрелами неприятеля, батальон плотной колонной, теряя убитых и раненых, поднимался на сопку, словно на параде отбивая шаг.

А на гребне уже кипел бой.

Рота Зозулевского спасла многие жизни, штыками сбив врага с занимаемой позиции и обратив в бегство.

Увидев, что японцы побежали, Яблочкин, отбросив показное спокойствие, заорал:

— Орлы-ы, вперёд… В атаку-у!

Сопка была занята русскими.

Но за ней виднелась другая, а там и третья… С которых вёлся плотный прицельный огонь.