Держава (том первый) - [15]

— А что там? — заинтересовались женщины.

Максим Акимович с безразличным видом занимался куриной ножкой.

«Бурбон! Солдафон! — рассердился его брат. — Делает вид, что неинтересно».

— Описан недавно произошедший случай, — ответил женщинам Георгий Акимович, подставляя лакею рюмку для бургундского. — Слишком холодное! — сделал замечание, отведав вина.

«Сейчас бы мадемуазель Камилла занудливо попеняла, что неэтично воспитывать слугу перед гостями», — спрятала улыбку Ирина Аркадьевна, с любовью наблюдая за своими мужчинами.

Сегодня детей посадили вместе с взрослыми и они, забыв нравоучения гувернантки, отдавали должное обеду, не забывая время от времени, пинать друг друга под столом ногами.

— Мам, а что он.., — жаловалась Лиза на Глеба.

— Глеб! Как тебе не стыдно, — делала замечание сыну Ирина Аркадьевна, и гладила по голове девочку.

— Георгий! Ну ты скажешь, в самом деле, что написано в газетах? — возмутилась, наконец, его жена.

Ехидно глянув на брата, допив до дна рюмку и вытерев губы салфеткой, менторским профессорским тоном произнёс:

— Фельетон озаглавлен «Не всегда тащи из воды то, что там плавает» и повествует нам, как известный гипнотизёр Осип Фельдман, наслаждаясь природой на берегу моря, около Сестрорецка, вдруг увидел, что с мостков упал в воду старик в длинном пальто, и кинулся спасать его.., и знаете, кого вытащил из воды?..

— Какого–нибудь пьяного профессора Санкт—Петербургского университета, — облокотился на спинку стула Максим Акимович.

— Нет! Вашего сподвижника и царского наставника, обер–прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева, — многозначительно оглядел общество.

— Должна быть и от жидов какая–то польза, — подвёл итог сказанному Рубанов–старший.

— Что значит от жидов? — вскипел праведным гневом Георгий Акимович, холодными серыми глазами разглядывая брата. — И пользы России они принесли не мало… Развивают промышленность и экономику, а сколько их в науке и искусстве…

— А сколько их в террористах и врагах государства?! — невозмутимо глянул на брата добрыми, голубыми глазами Максим Акимович.

Ему не хотелось сегодня споров. Как всё прекрасно прошло в их первую встречу после Ливадии.

Но брат был другого мнения.

— Кого ты имеешь в виду? Договаривай, коли уж начал.

— Да хотя бы Веру Засулич, — вздохнул Максим Акимович: «Не дают сегодня спокойно пообедать».

— Так суд присяжных под председательством Анатолия Фёдоровича Кони вынес вердикт: «невиновна» и полицейская карета уехала пустой, — радостно потёр холёные белые руки профессор, и сам налил в рюмку водки.

— Потому так произошло, что общество наше ещё не готово к введению института присяжных заседателей, — начал заводиться Максим Акимович, чем весьма осчастливил именинника. — Достоевский недаром в «Дневнике писателя» оспаривает многие вердикты присяжных, как незрелые! Им дали право судить, а не оправдывать явных убийц, так как доброта к преступнику есть жестокость к его жертве…

— Да какая же Засулич убийца? Она борец за справедливость… Наказала зарвавшегося от власти петербургского градоначальника Трепова, по приказу которого в тюрьме высекли студента.

— Да этот студент, перепив пива, плясал и матерился на паперти Казанского собора… На что нарывался, то и получил, — злился Максим Акимович. — Что же будет, ежели все начнут в церквах плясать и материться? Должно же быть что–то святое у людей? И печально, когда общество начинает восторгаться террором. Даже не общество в целом, а узкая группа, но в руках этой группы печать — газеты и журналы, и она делает настроение… Я уверен, будь присяжными крестьяне, приговор был бы иной. Ведь писали не о том, что она выстрелила в спину старому человеку, к тому же исполнявшему свои служебные обязанности, а делали акцент на толщине розог, как стонал бедный разнесчастный студент, забывая, за что его наказали. Видя такое потворство, всего через два года, в феврале восьмидесятого, устроили покушение на самого императора Александра Второго, который и проводил реформы. К счастью, государь в этот раз не пострадал, а адская машина, заложенная под полом в столовой, унесла жизни двенадцати солдат охраны. Это было шестое покушение, а через год эти мерзавцы добились своего… Наш государь погиб! И погиб перед тем.., как хотел дать стране конституцию. Вот после этого покушения Победоносцев и произнёс в Государственном Совете знаменитую свою речь, в коей подверг уничтожающей критике конституционный проект и положил конец либеральным реформам Александра.

Наученные горьким опытом жёны, вместе со своими чадами, ушли в гостиную.

— Люба, как мне надоели эти политические разговоры, — жаловалась подруге Ирина Аркадьевна, — ну почему бы им не поговорить о любви, о цветах, о детях, наконец…

— … Как только подобные тебе либералы и нигилисты не называют Победоносцева: и Мефистофелем, и вампиром, выпившим всю кровь из либеральных реформ…

— Это самое правильное название, — с довольным видом подтвердил Георгий Акимович, — а ещё — «Кощеем православия», — хохотнул он, плеснув в бокал вина. Разговор очень занимал его. — К тому же он ярый антисемит и автор позорной «черты осёдлости».