Дерись или беги - [16]
«А мало ли, слечу и я? Неделю без воздуха, табаку не нюхала сколько. Возьму да и помру тут прямо». Она зажимала в кулаке несколько пятаков, уже запревших и отпечатавшихся на ладони, и слышала, как ее сердце начинает все сильнее омываться кровью.
— У вас «Казбек» или «БТ» есть?
Недоумевающая продавщица высунулась на витрину и, чуть заулыбавшись, подала Галюнь самые дорогие сигареты.
Галюнь медленно направлялась к дому, изредка оглядываясь на Сереженьку, и пыталась прикурить.
— Гуляй пока, Сережка, гуляй.
Она зашла домой, поставила музыку и посмотрела на чистый пол, где не было ни мертвых мух, ни сора, ни пятен от красного «Саперави». Галюнь прислушалась к звукам в надежде услышать жужжание, но услышала только ищущую звук, скребущуюся по скользкой пластинке иголку, дрожь холодильника и жалобный детский крик во дворе.
Полухвея
Карта России выглядит как двухтонный крокодило-динозавр, изо рта которого торчит рыба-Сахалин. Страна, которая подсвечена маяками беженцев. Ежедневно она выбирает сусальные крючочки и наживки, но все без надобности — рты проплывающих мимо рыб-государств наглухо закрыты.
За конвейерной лентой мало кому удается поспать. Из всех четырех концов страны приехали маленькие женщины-механизаторы поднимать нищий подмосковный городок. На работу они приходят к восьми вечера и никогда не забывают в коммунальном коридоре сухомятчатый ужин, состоящий из шести бутербродов, трех пакетиков чая и одного утешительного яблока. Трудятся они до тех пор, пока не придет усатый начальник и не скажет: «Всем спасибо! До вечера», условно это — восемь часов утра. В течение ночи они теребят ленту конвейера, меняя рулоны полиэтиленовой пленки, и вывозят-завозят поддоны с большими коробками.
В мавзолее та же лента, тот же движущийся поток, только здесь вместо распухших журналов перемещаются любопытные взгляды шведов. Восковой человек, вид которого вызывает рвоту, идиллически ведет счет очередной партии иностранцев и не боится выглядеть переутомленно, поскольку любая бледность будет скрыта за пластмассовой коркой краски.
— При входе в мавзолей все фотоаппараты сдаем!
— Нету.
— Проходите.
В сорок девять лет Сонечка впервые посетила мавзолей. Она надела коричневое платьице, нежно сочетающееся с ее проседью, и обложила ресницы комочками черной туши. Улыбаясь, она вышагивала по мощеной площади, сочно обдуваемая ветром от задранного подбородка до панцирных коленок, отчего не замечала духоты центральной улицы. Она спешила войти в гранитную, темно-красную гробницу. За пять шагов до хрустальной крышки с заветным спящим товарищем Сонечка споткнулась.
— Проходим, не задерживаемся, за вами такая очередь!
Соня одернула подол и чинно поплелась в порфировую усыпальницу. Спускаясь по ступеням, она ощутила прохладный, мертвецкий воздух и легкий запах формалина, источаемый то ли лежащей в зале фигурой, то ли людьми, стерегущими этот пантеон. А может быть, это был и ее собственный запах, резко проявившийся именно здесь, в обильно проветриваемой комнате. Смрад этот усиливался с каждым шагом, поэтому шагала Сонечка мельче, чем вызывала возмущенный шведский «Дюмбом». Хотя ее и не интересовал перевод, но все же она догадалась: «Не иначе как дурой назвали». От волнения у нее мгновенно загорелись щеки, и, не успевшую выбежать на улицу, Соню вырвало. «Лякарвард! Лякарвард!» — запаниковали шведские дамочки, после чего оробевшую русскую быстро эвакуировали на площадь. Усадили ее в Александровском саду, так, чтобы она не мешала туристам передвигаться в экскурсионном ритме, вручили банку колы и оставили с жалостливым «крафтлес!», что в переводе означало «немощная!».
Такого с ней еще не было. Были, конечно, случаи волнения и рвало ее, бывало, но ни разу одно не становилось последствием другого. Когда Сонечка жила в Челябинске и преподавала химию, как-то к ним в школу приехала мать вьетнамского мальчишки. Степенно вошла в кабинет, освободила шею от узлов шали и протянула Соне алую коробку с тортом. Обе в момент покрылись испариной и только спустя три минуты оцепенения чуть успокоились и начали разговор:
— Зачем вы мне торт принесли?
— Так принято у вас.
— Ничего подобного, вы меня этим поставили в неудобное положение. Чего вы от меня хотите?
— Сын. Девятый класс окончил. Фам Винь Чонг. Он не может справляться с уроком.
— Не справляется, но дело, я думаю, не во мне.
— Мы раньше жили в Ханое, там по-другому…
— Знаю, что по-другому там было: и язык родной, и сверстники…
— Фам потом. На родине хорошо. Возвращаться будет. Но надо закончить учебу. Во Вьетнаме нет такое образование…
— Ну почему вы все считаете, что мы — волки? Нам нет смысла на вас злиться. Просто у каждого есть родина и зачем это?
После ухода вьетнамки Соня достала журнал девятого «Д» и нашла в списке фамилию Чонг. У классного руководителя Фам был записан как Фома, а все клетки регулярно заполнялись оценками. Очевидно было, что этот ребенок прытко ходил в школу и пытался уяснить правило правописания одной и двух «н», находил дискриминант и видел, как инфузория-туфелька охотится на кисломолочные бактерии.
В конце мая настало время выпускных экзаменов. Фома подошел к ним ответственно, и лишь химия своей «аш эн о три» могла разъесть будущий аттестат. В учительской собрались завучи и несколько преподавателей. Челночник-кореец вытаскивал из клетчатого мешка рябые поплиновые батники с переливающимися пуговками и развешивал торжественные белые блузы со следами помады. Следы эти остались от предыдущих примерок учителей соседних школ, там он так же на вопрос «сколько?» отвечал: «Песьо песья». В кабинет заглянула та самая вьетнамка, мать Фама Винь Чонга и, постояв минуты три, решилась подозвать Сонечку. Соня вышла в коридор и повела вьетнамку в класс.
Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году её «Осенняя жигалка» вместе с другими рассказами принесла ей победу на юбилейной Независимой литературной премии «Дебют».
Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году она стала финалистом Независимой литературной премии «Дебют».
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.