Деревянные космолеты - [6]

– И все же, Ваше Величество, что значит жизнь простого крестьянина в сравнении с четырьмя августейшими…

– Молчать! Хватит! Все, не лезь ко мне с этой ерундой. И вообще за каким лешим ты сюда явился? – Чаккел схватил с этажерки возле трона стопку бумаг и торопливо перелистал. – Ах да! Ты заявил, что хочешь преподнести мне особый подарок. Ну и где же он?

Сообразив, что перегибать палку не стоит, Толлер открыл кожаный футляр и продемонстрировал его содержимое.

– Именно особый, Ваше Величество.

– Металлический меч! – Чаккел страдальчески вздохнул. – Маракайн, твои навязчивые идеи иногда ужасно надоедают. Ведь мы, кажется, раз и навсегда договорились: в оружейном деле железо бракке не замена.

– Этот клинок – из стали. – Толлер взял меч и уже хотел протянуть его королю, когда ему в голову пришла идея. – Мы открыли, что руда из верхней части печи дает необыкновенно твердый металл. Если затем снизить в нем содержание углерода, можно изготовить идеальный клинок. – Опустив футляр на пол, Толлер принял первую позицию фехтовальщика.

Чаккел беспокойно заерзал на троне.

– А ты знаешь, Маракайн, что говорится в протоколе о ношении оружия во дворце? Уж не вызвать ли мне стражу…

Толлер ответил с улыбкой:

– Извольте, Ваше Величество. Вы дадите мне желанную возможность доказать ценность подарка. С этой вещицей в руке я одолею любого рубаку из вашей армии.

– Не смеши! Забирай свою блестящую игрушку, а мне позволь заняться более важными делами.

– Я слов на ветер не бросаю. – В голосе Толлера прозвучала жесткая нотка. – Готов сразиться с вашим лучшим фехтовальщиком.

Чаккел недобро прищурился.

– Похоже, годы подточили твой разум. Надеюсь, ты слыхал о Каркаранде. Ты хоть представляешь, во что он может превратить человека твоих лет?

– Пока у меня этот меч, у него ничего не выйдет. – Толлер опустил клинок. – Я настолько уверен в себе, что готов поставить на кон мое единственное поместье. Ваше Величество, всем известно, что вы азартны. – Решайте же. Все мое имение за жизнь одного простолюдина.

– Вот оно что! – Чаккел отрицательно покачал головой. – Я не расположен…

– Если вам угодно, мы можем драться насмерть.

Чаккел вскочил на ноги.

– Маракайн! Ты приставучий дуралей! Ну, на сей раз ты получишь то, чего так усердно добиваешься с первого дня нашего знакомства! С величайшим удовольствием посмотрю, как в твой толстый череп проникнет луч солнца!

– Спасибо, Ваше Величество, – сухо ответил Толлер. – Ну а пока… как насчет отсрочки казни?

– В этом нет необходимости. Сейчас же все и уладим. – Чаккел воздел руку, и сутулый секретарь, подглядывавший, должно быть, в шпионский глазок, через маленькую дверь вбежал в приемную залу.

– Ваше Величество? – Он так энергично кланялся, будто хотел дать Толлеру понять, что свою осанку выработал за годы усердной службы.

– Во-первых, – сказал Чаккел, – сообщи тем, кто ждет в коридоре, что я отлучился по срочным делам, и пусть им послужит утешением, что мое отсутствие будет недолгим. Во-вторых, передай коменданту дворца, чтобы ровно через три минуты здесь был Каркаранд, при оружии и готовый к разделке.

– Слушаюсь, Ваше Величество. – Секретарь опять поклонился, после чего бросил на Толлера долгий изучающий взгляд и двинулся к двустворчатой двери нетерпеливой походкой человека, которому в конце скучного дня выпало запоминающееся приключение.

Толлер проводил его глазами, использовав паузу, чтобы подумать: а не переступил ли он в своем заступничестве границу здравого смысла?

– В чем дело, а, Маракайн? – К Чаккелу возвратилась веселость. – Никак на попятный?

Не ожидая ответа, он поманил Толлера пальцем и направился к занавешенному черному ходу. Ступая за монархом вдоль стен, облицованных деревом, Толлер вдруг вспомнил лицо Джесаллы в момент их расставания и ее глаза, исполненные глубокой тревоги. Он совсем растерялся. Неужто у нее было предчувствие, что во дворце Толлера подстерегает беда? Конечно, встреча со Спеннелем и его конвоирами – чистейшей воды случайность. В обществе, где жил Толлер, насильственная смерть вовсе не считалась редкостью, и в былые годы известия о скором и неправедном суде не лишали его душевного равновесия. Может, все дело в том, что неудовлетворенность, точащая душу, давно ждала случая подвергнуть Толлера смертельной опасности, и такой случай подвернулся по пути в Прад?

Что ж, если Толлер подсознательно стремился к риску, то он здорово преуспел. Он никогда не приглядывался к Каркаранду, однако знал, что это редкая птица: боец на мечах, абсолютно не обремененный моралью или хотя бы почтением к человеческой жизни; по слухам, он обладал такой силищей, что одним ударом кулака валил синерога. Для человека преклонных лет, чем бы он ни вооружился, идти против этой смертоносной машины – безрассудство на грани самоубийства. А ставить на кон все состояние рода – это вообще вершина идиотизма.

«Прости меня, Джесалла. – Толлер съежился под воображаемым взглядом постоянной жены. – Если посчастливится пережить этот эпизод, до конца дней своих буду образцом благоразумного мужа. Обещаю, я стану тем, кем ты хочешь меня видеть».

Король Чаккел дошел до наружной двери, в полном несоответствии с протоколом отворил ее сам и дал Толлеру знак пройти вперед, на плац. Из чувства приличия тот слегка помедлил, но в следующий миг, заметив улыбку Чаккела, разгадал значение его жеста: король счастлив на время поступиться субординацией ради возможности уложить своего старого советника в гроб.