Деревья умирают стоя - [8]

Маурисьо. И он не вернулся?

Бальбоа. Гордость всегда была единственной его добродетелью. Мы узнали, что он пробрался на пароход, отплывающий в Канаду. С того дня прошло двадцать лет.

Маурисьо(пишет). «Сознание собственной вины». Могу ли я отметить «двадцать лет раскаяния?»

Бальбоа. Нет. Это была худшая ночь моей жизни, но если бы она повторилась, я сделал бы то же самое. Время подтвердило мою правоту.

Маурисьо. Вы что-нибудь знаете о его дальнейшей судьбе?

Бальбоа. Лучше бы я не знал. От игры он перешел к контрабанде и мошенничеству. От уличных драк — к подлогам и грабежам. Он стал профессиональным бандитом. Конечно, бабушка ничего не знает. Но жизнь наша разбита, дом наш разрушен. Она ни разу не упрекнула меня. Только — ее закрытый рояль, ее кресло спиной к окну, ее молчание год за годом… это хуже всех обвинений. Как будто виноват я. И вот, наконец, однажды утром она получила письмо из Канады.

Маурисьо(с досадой). О чем же вы думали? Неужели вы не могли перехватить письмо? Оно могло ее убить.

Бальбоа. Напротив. Оно вернуло ее к жизни. Наш внук просил простить его. Три страницы великолепных обещаний и трогательных воспоминаний.

Маурисьо. Простите. Я так глупо поспешил сделать вывод.

Бальбоа. Нет, это теперь вы торопитесь с выводом. Письмо было фальшивое. Его написал я.

Маурисьо. Вы?

Бальбоа. Что же мне оставалось делать? Моя бедная жена умирала, молча умирала день за днем. А эти три страницы открыли ее рояль и повернули ее кресло к окну в сад.

Маурисьо. Очень хорошо. Немного примитивно, но… (Пишет) «Ложь во спасение». А потом?

Бальбоа. Потом оставался только один путь. Надо было продолжать игру, бабушка отвечала, писала ему счастливые письма, и каждые два-три месяца приходил ответ.

Маурисьо. Понимаю. Это, как снежный ком.

Бальбоа. Вот наш внук окончил университет в Монреале. Вот он путешествует в санях по сосновым лесам, среди озер. Вот он стал архитектором, и у него своя мастерская. Потом он влюбился в прелестную девушку. Сколько я ни тянул их роман, в конце концов пришлось их поженить. Ей все было мало. Женщины всегда так, все им бывает мало… А теперь… (От волнения голос его прерывается)

Маурисьо. Ну, ну, не падайте духом. Что-то нарушило ваши планы, да?

Бальбоа. На прошлой неделе я прихожу домой, она выходит мне навстречу, плачет от радости, а в руке у нее телеграмма. После двадцати лет отсутствия наш внук сообщает о приезде!

Маурисьо. Простите, но теперь я не понимаю. Какого дьявола вы послали эту дурацкую телеграмму?

Бальбоа. Я не посылал. Сама жизнь ворвалась в мою игру. Телеграмма была настоящая. От внука. Восемь дней тому назад он отплыл на «Сатурнии».

Маурисьо. Черт! Это становится занимательным. (Пишет) «Возвращение блудного внука».

Бальбоа. Можете ли вы представить, что я пережил за эти ночи? Я не мог заснуть и все думал, думал. Развеется дымовая завеса и ничему уже не помочь — так думал я тогда. Вместо аудиторий университета — камера тюрьмы. Вместо путешествия по сосновым лесам — бегство от полиции по грязному асфальту. И вместо веселого, хорошего мальчика, который жил в письмах — бродяга.

Маурисьо(встает, говорит вдохновенно). Ни слова больше! Надо спасти ложь во что бы то ни стало. Переоденемся… Нападем на корабль в море… Устроим засаду в порту… Не знаю еще, что мы сделаем, но не беспокойтесь: ваш внук не приедет. Ведь вы об этом меня просите?

Бальбоа. Нет, не об этом.

Маурисьо. Как не об этом?

Бальбоа. Чтобы помешать его приезду, уже ничего не надо выдумывать. Разве вы не читали во вчерашних газетах? «Сатурния» пошла ко дну, и никто не спасся.

Маурисьо. Он погиб?

Бальбоа. Погиб.

Маурисьо. Печально, но это выход! Ваша жена знает?

Бальбоа. Она не должна знать! Я перехватил все газеты, выключил телефон. Если надо будет, забью окна и двери. Только не это! Знаете ли вы, что такое — двадцать лет думать только об одном дне и, когда он настал, опять ничего нет, опять горе.

Маурисьо. Я понимаю. Но что же я могу сделать? Мы придумывали много очень хороших трюков, против многих неприятностей. Но против смерти мы еще ничего не нашли. Увы…

Бальбоа. Неужели вы еще не поняли? Разве так уж важно, чтобы был жив настоящий наш внук? Надо спасти другого, того, из писем, которому она радовалась, в которого она верит… Он один настоящий для нее! Он должен приехать.

Маурисьо(он понял). Постойте! Неужели вы хотите, чтобы я был вашим внуком?

Бальбоа. Вот именно! Вам удавались более трудные роли. Ведь вы были похитителем детей, и привидением, и даже, если не ошибаюсь — соловьем?

Маурисьо. Но человека труднее сыграть, чем привидение. У него свое лицо, и глаза, и свой голос…

Бальбоа. К счастью, он ни разу не присылал фотографий. Мальчик может очень сильно измениться за двадцать лет.

Маурисьо. А кораблекрушение?

Бальбоа. Она не знает. И, потом, он мог опоздать на пароход, сесть на другой… Полететь на самолете.

Маурисьо. Ну, хорошо. Предположим, что я приехал, я уже в доме, и кончились первые объятия. А потом? Я могу войти в вашу жизнь на время. Но не оставаться же мне навсегда!

Бальбоа. Я и не прошу. Только неделю, хоть несколько дней… одну ночь хотя бы! (Хватает его за руку, умоляет)