Деревья собираются в дорогу - [3]

Шрифт
Интервал

воздух озоном пропах.
Россыпью красных монет
с прожектора сыплется свет.
Звуков всегда полна
таинственная тишина.

Февральское утро

Окно затянуло морозной слюдой,
холодно после вчерашней метели,
и подниматься с последней звездой
разве захочешь из теплой постели.
Вьюга вчера налетела с востока
и, от души нагулявшись на воле,
новую песнь принесла издалека,
ту, что застыла на окнах и в поле…
Утро. Таинственным скованы сном
пышных берез молодые верхушки.
Лишь, привлекая домашним теплом,
тянутся узенькой лентой избушки,
тускло малиновым светом горят,
в сером тумане темны и убоги…
Еле заметны, тоскливо торчат
вешки да вешки вдоль санной дороги…

Лунный пейзаж

Фонарь в лесу заиндевевшем

похож на яркую луну,

он золотит — на ветвь повешен —

берез густую седину.

Наш вездеход на сопку лезет,

он надрывается, визжит,

дорога в розовом разрезе

назад извилисто бежит.

Из фары свет какой-то странный

чудесно стелется во мгле,

пейзажи лунной панорамы

лежат пред нами на земле…

Солдатские дороги

Ветер, туман, дождь моросящий,
свет деревень дальний, манящий.
Степи, леса, сопки, отроги…
Это и есть наши дороги.

По сугробам

По сугробам, по сугробам,
по колено увязая,
по когда-то бывшим тропам
друг за другом мы шагаем.
В сапогах оледеневших…
Лица, руки, ноги стынут.
За плечом окаменевшим
с побелевшим карабином.
А идти еще немало.
С каждым шагом — выше, выше…
Только слышно, как устало
за спиной товарищ дышит.
Ветер стонет не смолкая,
но смотреть нам нужно в оба,
глухо падая, вставая, —
по сугробам, по сугробам.
Все смешалось в серой мути,
бьет по лицам снег рогатый,
тяжело, и кто-то шутит:
мы солдаты, мы солдаты…

* * *

Широкий луг, болотистая местность,
деревня, тропка, речка, а за ней,
там, где бурьян заполонил окрестность,
все вижу я стреноженных коней.
Зачем — не знал я — ноги им связали?
Не мог я долго этого понять.
Хотелось мне в задымленные дали
на тех конях по родине скакать.
Был полон я ребячьего азарта
узнать, что там, за гранью ближних сел…
С пути сбивали, спутывали карты,
чтоб далеко от дома не ушел.
Но я сбежал, я с привязи сорвался
и по земле без устали ходил,
гулял, работал, странствовал, метался,
но лучших мест нигде не находил.
И не нашел. Теперь уже едва ли
какой простор в дорогу позовет…
А было б лучше, если б удержали,
 когда меня влекло за поворот?
О, как надолго с детских лет запомнил
я тех коней и ту за речкой даль…
За тридцать мне. Я что-то в жизни понял.
И времени прошедшего не жаль.

* * *

Кто я? Что я?..

С. Есенин
Тихо в хате и уютно,
только ходики кого-то
переспрашивают смутно:
кто ты, что ты? Кто ты, что ты?
За окном пейзаж осенний,
ветер листья носит воя.
У окна стоит Есенин,
повторяя: кто я? Что я?..
Вдаль он смотрит, околдован
сизой мглой полей унылых…
Мы-то знаем, кто он,
что он для просторов этих милых.
Стрелки ходиков недвижны.
Только время убывает,
всех живых оно чуть слышно:
кто ты? Что ты? — вопрошает.

ПАМЯТЬ


1

Сбежав от суеты и глупых дел,
вернулся я к истоку детских лет.
Твой ветхий дом совсем заледенел,
ведет к нему едва заметный след.
Родная, что зима тебе несет?
«Какая ж радость, батюшка, в зиме?
Когда с ней столько немощных забот
негаданно является ко мне.
К тому ж негожий, плохонький мой дом
уже не может зиму пережить,
и каждый год по осени за мхом
хожу я в лес, чтоб стены заложить.
И то ли будет, внучек, впереди!..
Знать, ты, милок, деревню-то забыл,
гляди, давно ли сыпали дожди,
да вот уж снег ворота завалил.
Когда б заране дров не напасла,
то как бы я избавилась от бед
зимы, которым нет числа?..
Ведь мне уже за восемьдесят лет…»
Она вздохнула и пошла прилечь,
на угол помолившись шепотком…
В пустой избе потрескивала печь,
сгущалась тьма за маленьким окном…

2

Снег на дворе, как перина.
Печка, ухват, чугуны…
Бабушка Екатерина,
долго ль еще до весны?
Долго ли виться метели
в этой застывшей дали?
Дети твои постарели,
внуки детей обрели.
Ты в тишине доживаешь
длинные годы одна.
И, как всегда, поджидаешь
 гостя, застыв у окна.
Вечером в сумрачной хате
что-то мудришь над сукном.
Слышишь ли, бабушка Катя,
 снег заскрипел под окном?..

3

По бабушке справить поминки
приду я в деревню Починки,
в скупое жилище ее…
Там светится детство мое.
Неспешно по улице длинной
пройду я под крик петушиный.
Здороваясь ясно со мной,
подумают люди: чужой.
Я встречу знакомые лица,
мне память не стерла столица.
Да только в сиянии дня
никто не узнает меня.
Края повидал я другие,
но взглядом места дорогие
окину — и сердце замрет.
Дорога над речкой пойдет.
Куда б мы ни мчались упорно,
питают нас вечные корни
полей и тропинок родных,
нельзя отрываться от них.
Ведь где-то в российской глубинке
мерцает деревня Починки.
И как мне забыть про нее?
Там светится детство мое…

* * *

Проститься с прошлым невозможно.
Что значит прошлое для нас?
В холодной памяти тревожно
оно живет за часом час.
Нам часто хочется покоя,
мы от судьбы своей бежим,
и настоящее, живое
 уже становится былым.
Как хочется порой забыться,
все худшее предав золе…
Но все, что было, сохранится,
пока мы живы на земле.

* * *

Сосны, сосны красные…
Белый мох-ковер…
Сумерки безгласные.
На траве — костер.
И еще несмелая бледная луна.
Тени оголтелые… Кто там? Тишина.
И сквозь шорох лиственный,
робостью объят,
чей-то долгий, пристальный,
невозможный взгляд…

ЦВЕТОК ЗВЕЗДЫ


Рекомендуем почитать
Сказание о Волконских князьях

Андрей БОГДАНОВ родился в 1956 году в Мурманске. Окончил Московский государственный историко-архивный институт. Работает научным сотрудником в Институте истории СССР АН СССР. Кандидат исторических наук. Специалист по источниковедению и специальным историческим дисциплинам. Автор статей по истории общественной мысли, литературы и политической борьбы в России XVII столетия. «Сказание о Волконских князьях» — первая книга молодого писателя.


На легких ветрах

Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.


Последний рейс

Валерий Косихин — сибиряк. Судьбы земли, рек, людей, живущих здесь, святы для него. Мужское дело — осенняя путина. Тяжелое, изнуряющее. Но писатель не был бы писателем, если бы за внешними приметами поведения людей не видел их внутренней человеческой сути. Валерий Косихин показывает великую, животворную силу труда, преображающего людей, воскрешающего молодецкую удаль дедов и отцов, и осенние дождливые, пасмурные дни освещаются таким трудом. Повесть «Последний рейс» современна, она показывает, как молодые герои наших дней начинают осознавать ответственность за происходящее в стране. Пожелаем всего самого доброго Валерию Косихину на нелегком пути писателя. Владимир КРУПИН.


Куликовские притчи

Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.