Дерево - [3]

Секретов не оказалось, и ребенок заплакал. Снова и снова обследовал он пустую комнату, взметая пыль, в поисках не имевшей своего цвета потайной двери, простукивал голые стены в ожидании глухого звука комнаты, спрятанной в башне. Он смахнул с окна паутину и сквозь пыль смотрел на снежный сочельник. Мир холмов уходил вдаль, в замкнутое небо, и вершины холмов, которых он никогда не видел, карабкались вверх, навстречу падающим снежинкам. Перед ним простирались леса и утесы, бескрайние моря голой земли и новый прилив горного неба, пробегавший по черным пляжам. На востоке вырисовывались очертания безымянных горных созданий и заросшая деревьями лощина.

– Кто это? Кто это?

– Это холмы Джарвиса, – сказал садовник, – что стоят от начала.

Он взял ребенка за руку и увел его от окна. Ключ повернулся в замке.

В эту ночь ребенку спалось хорошо; была сила в снеге и тьме; была несмолкавшая музыка в молчании звезд; тишина – в стремительном ветре. И Вифлеем был ближе, чем он ожидал.

В рождественское утро идиот вошел в сад. Его волосы были мокры, а осыпанные снежинками драные башмаки облеплены грязью. Уставший от долгого пути с холмов Джарвиса и ослабевший от голода, он сел под бузиной, под которую садовник прикатил бревно. Сжав руки и выставив их вперед, он увидел разоренные клумбы и бурьян, бурно разросшийся по краям дорожек. Над красным плющом, словно дерево из стекла и камня, вздымалась башня. Потянул свежий ветер и накинулся на дерево; идиот запахнул ворот пиджака вокруг шеи, поглядел на свои руки и увидел, что они сложены в молитве. Потом его охватил страх перед садом: кусты – это его враги, и деревья, образовавшие аллею, спускающуюся вниз, к воротам, в ужасе подняли руки вверх. Место было слишком высокое, сверху вниз глазевшее на высокие холмы; место было слишком низкое – он дрожал на оперенных плечах новой горы. Разъяренный тишиной, ветер здесь неистовствовал, пробуждая еврейский голос в ветвях бузины; тишина билась здесь, как человеческое сердце. И, сидя под этими грозными холмами, он услышал, как внутри у него воскликнул голос-

– Зачем ты привел меня сюда?

Он не мог сказать, зачем он сюда пришел; что-то велело ему прийти и вело его, но он не знал, кто это был. Людской говор поднимался от садовых грядок, и с небес низвергался дождь.

– Оставьте меня в покое, – сказал идиот, слегка отстранясь от неба рукой. – Дождь хлещет меня по лицу, ветер хлещет меня по щекам.

Он побратался с дождем.

Так ребенок и нашел его. – укрывшись под деревом, он с божественным терпением сносил пытку непогодой, с развевающимися во все стороны волосами, с печальной улыбкой, застывшей на губах.

Кто был этот незнакомец? В глазах у него полыхали огни; из запахнутого пиджака высовывалась голая шея. И все же он улыбался, сидя в лохмотьях под деревом в день Рождества.

– Вы откуда? – спросил ребенок.

– С востока, – ответил идиот.

Садовник не соврал, и тайна башни была всамделишным секретом: это темное, жалкое дерево, что сверкало лишь по ночам, было первым деревом из всех.

Он опять спросил:

– Вы откуда?

– С холмов Джарвиса.

– Станьте у дерева.

Все еще улыбаясь, идиот встал спиной к бузине.

– Раскиньте руки, вот так. Идиот раскинул руки.

Ребенок что есть мочи побежал к хижине садовника и, вернувшись по затопленной водой лужайке, увидел, что идиот не двинулся с места и стоит вытянувшись в струнку, спиной к дереву, и улыбаясь.

– Давайте, я привяжу вам руки.

Идиот почувствовал, как проволока, которой не удалось скрепить грабли, сомкнулась вокруг его запястий. Она врезалась в его тело, из порезов на дерево, алея, падала кровь.

– Брат, – сказал он. На ладошке у ребенка он увидел серебряные гвозди.