Дерево свободы. Стихи зарубежных поэтов в переводе С. Маршака - [10]

А мгновение спустя

Путник, шедший мимо,

Тихо, вкрадчиво, шутя,

Завладел любимой.

Золотая часовня

Перед часовней, у ворот,

Куда никто войти не мог,

В тоске, в мольбе стоял народ,

Роняя слезы на порог.

Но вижу я: поднялся змей

Меж двух колонн ее витых,

И двери тяжестью своей

Сорвал он с нетель золотых.

Вот он ползет во всю длину

По малахиту, янтарю,

Вот, поднимаясь в вышину,

Стал подбираться к алтарю.

Разинув свой тлетворный зев,

Вино и хлеб обрызгал змей…

Тогда пошел я в грязный хлев

И лег там спать среди свиней!

Меч и серп

Меч — о смерти в ратном поле,

Серп о жизни говорил,

Но своей жестокой воле

Меч серпа не покорил.

Летучая радость

Кто удержит радость силою,

Жизнь погубит легкокрылую.

На лету целуй ее —

Утро вечности твое!

Искательнице успеха

Вся ее жизнь эпиграммой была,

     Тонкой, тугой, блестящей,

Сплетенной для ловли сердец без числа

     Посредством петли скользящей.

Мэри

Прекрасная Мэри впервые пришла

На праздник меж первых красавиц села.

Нашла она много друзей и подруг,

И вот что о ней говорили вокруг:

«Неужели к нам ангел спустился с небес

Или век золотой в наше время воскрес?

Свет небесных лучей затмевает она.

Приоткроет уста — наступает весна!»

Мэри движется тихо в сиянье своей

Красоты, от которой и всем веселей.

И, стыдливо краснея, сама сознает,

Что прекрасное стоит любви и забот.

Утром люди проснулись и вспомнили ночь,

И веселье продлить они были не прочь.

Мэри так же беспечно на праздник пришла,

Но друзей она больше в толпе не нашла.

Кто сказал, что прекрасная Мэри горда,

Кто добавил, что Мэри не знает стыда.

Будто ветер сырой налетел и унес

Лепестки распустившихся лилий и роз.

«О, зачем я красивой на свет рождена?

Почему не похожа на всех я одна?

Почему, одарив меня щедрой рукой,

Небеса меня предали злобе людской?

— Будь смиренна, как агнец, как голубь, чиста —

Таково, мне твердили, ученье Христа. —

Если ж зависть рождаешь ты в душах у всех

Красотою своей, — на тебе этот грех!

Я не буду красивой, сменю свой наряд,

Мой румянец поблекнет, померкнет мой взгляд.

Если ж кто предпочтет меня милой своей,

Я отвергну любовь и пошлю его к ней».

Мэри скромно оделась и вышла чуть свет.

«Сумасшедшая!» — крикнул мальчишка вослед.

Мэри скромный, но чистый надела наряд,

А вернулась забрызгана грязью до пят.

Вся дрожа, опустилась она на кровать,

И всю ночь не могла она слезы унять,

Позабыла про ночь, не заметила дня,

В чуткой памяти злобные взгляды храня.

Лица, полные ярости, злобы слепой,

Перед ней проносились, как дьяволов рой.

Ты не видела, Мэри, луча доброты.

Темной злобы не знала одна только ты.

Ты же — образ любви, изнемогшей в слезах,

Нежный образ ребенка, узнавшего страх,

Образ тихой печали, тоски роковой,

Что проводят тебя до доски гробовой.

Хрустальный чертог

На вольной воле я блуждал

И юной девой взят был в плен.

Она ввела меня в чертог

четырех хрустальных стен.

Чертог светился, а внутри

Я в нем увидел мир иной:

Была там маленькая ночь

С чудесной маленькой луной.

Иная Англия была,

Еще неведомая мне, —

И новый Лондон над рекой

И новый Тауэр в вышине.

Не та уж девушка со мной,

А вся прозрачная, в лучах.

Их было три — одна в другой.

О, сладкий, непонятный страх!

Ее улыбкою тройной

Я был, как солнцем, освещен.

И мой блаженный поцелуй

Был троекратно возвращен.

Я к сокровеннейшей из трех

Простер объятья — к ней одной.

И вдруг распался мой чертог.

Ребенок плачет предо мной.

Лежит он на земле, а мать

В слезах склоняется над ним.

И, возвращаясь в мир опять,

Я плачу, горестью томим.

«Что оратору нужно?..»

— Что оратору нужно? Хороший язык?

— Нет, — ответил оратор, — хороший парик!

— А еще? — Не смутился почтенный старик

И ответил: — Опять же хороший парик.

— А еще? — Он задумался только на миг

И воскликнул: — Конечно, хороший парик!

— Что, маэстро, важнее всего в портретисте?

Он ответил: — Особые качества кисти.

— А еще? — Он, палитру старательно чистя,

Повторил: — Разумеется, качество кисти.

— А еще? — Становясь понемногу речистей,

Он воскликнул: — Высокое качество кисти!

«Мильтон» Три отрывка из поэмы

I

На этот горный склон крутой

Ступала ль ангела нога?

И знал ли агнец наш святой

Зеленой Англии луга?

Светил ли сквозь туман и дым

Нам лик господний с вышины?

И был ли здесь Ерусалим

Меж темных фабрик сатаны?

Где верный меч, копье и щит,

Где стрелы молний для меня?

Пусть туча грозная примчит

Мне колесницу из огня.

Мой дух в борьбе несокрушим,

Незримый меч всегда со мной.

Мы возведем Ерусалим

В зеленой Англии родной.

II

Ты слышишь, первый соловей заводит песнь весны —

Меж тем как жаворонок ранний на земляной постели

Сидит, прислушиваясь молча, едва забрезжит свет.

Но скоро, выпорхнув из моря волнующейся ржи,

Ведет он хор веселый дня —

Трель-трель, трель-трель, трель-трель, —

Взвиваясь ввысь на крыльях света — в безмерное

пространство.

И звуки эхом отдаются, стократ отражены

Небесной раковиной синей. А маленькое горло

Работает, не уставая, и каждое перо

На горле, на груди, на крыльях трепещет от прилива

Божественного тока. Вся природа,

Умолкнув, слушает. И солнце на гребне дальних гор

Остановилось и глядит на маленькую птичку

Глазами страха, удивленья, смиренья и любви.

Но вот из-под зеленой кровли свой голос подают

Все пробудившиеся птицы дневные — черный дрозд,

Малиновка и коноплянка, щегол и королек —