Дерево с глубокими корнями: корейская литература - [13]

В те зимние дни в начале нового лунного года нашу комнату переполняло любопытство, смешанное с темнотой безграмотности и страхом перед будущим. Иногда мне казалось, что женщины вот-вот испустят дух, если не услышат от матери хотя бы несколько слов в пояснение.

Только когда атмосфера накалялась до предела и напряжение в комнате становилось невыносимым, мать начинала коротко комментировать: «Это к добру!». Перепуганная женщина словно ничего не слышала. И только когда кто-то из сидящих рядом толкал ее локтем: «Слышишь? К добру!», та с облегчением выдыхала, будто возвращаясь к жизни. Висевшее в воздухе напряжение тут же пропадало, и лица женщин начинали светиться, будто озаренные лучами зимнего солнца.

Не важно, что именно говорилось в «Тходжон-пигёль», стоило матери сказать: «Это к добру!» — и женщины, которые почти уже не дышали, словно оживали. «К добру!» или «Не к добру!» — произнося эти слова, мать будто играла их жизнями, и за ее безграничным авторитетом, за ее уверенностью невидимо стоял хозяин книги Кьеркегора Пак Сонхён.

Бесконечное самоотречение — это та рубашка, о которой говорилось в старой народной сказке. Нить ее прядется среди слез, ткань отбеливается слезами, рубашка шьется в слезах, но она и защищает лучше, чем сталь и железо.

Похоже, именно тайное присутствие Пак Сонхёна делало жизнь отца невыносимой. Я родился, когда отца уже не было в живых, поэтому знал о нем только то, что рассказывала мать, пока была жива, старшие сестры, а в последнее время — двоюродный брат.

Отец был странным человеком. Но еще более странной казалась мне мать. Отец постоянно избивал ее без всякой причины, но почему она ни разу не попыталась постоять за себя?

Избивая мать, отец постоянно вспоминал «славную» историю своего рода, хотя звучала она не очень убедительно. Отец утверждал, что один из его предков был полководцем и участвовал в войне с Маньчжурией в XVII веке. Доблестно сражаясь с вражескими войсками, он героически погиб, и ему якобы посмертно присвоили почетное звание помощника главного военачальника, хотя, скорее всего, это было пустой выдумкой. Будь он генералом или простым смертным, для матери он был злым духом, мучающим людей. После побоев лицо матери отекало и становилось похожим на осеннюю тыкву. Деревенская шаманка, глядя на мать, причитала: «Это что же, потомок великого полководца решил воевать со своей бабой?»

Однажды, когда мать на третий день после родов отдыхала в комнате, отец схватил ее, выволок во двор и начал браниться, мол, работа стоит, а она, видишь ли, валяется на теплом полу. Но как появилась на свет эта дочь? В одиннадцатый лунный месяц, когда дул холодный ветер, пьяный отец повалил мать на землю прямо в поле и начал ее душить. Мать задыхалась, лицо ее посинело, а красные сухие стебли гаоляна казались ранами на ее теле. Отец изнасиловал мать. Об этом мне рассказала старшая сестра, когда мне исполнилось двадцать. Когда я понял, что каждый ребенок в семье — это лишь плод ненависти, брани и гнева, я подумал, что мне все-таки повезло, что я даже не знаю, как выглядел отец. Мать целыми днями варила в котле соевую массу и проводила ночи напролет, разливая ее по формам — она готовила соевый творог.

Деньги, что она зарабатывала, продавая соевый творог, отец отбирал и отдавал своей любовнице, женщине, которая торговала вином. Отец не скрывал своих отношений с ней, будто специально выставляя их напоказ. Когда та женщина встречалась с матерью на реке, где стирали белье, она при всех издевательски называла мать золовкой, но та не обращала на это никакого внимания. Даже если все начинали перешептываться, что, мол, потомок великого полководца лупит свою бабу, да еще ей изменяет, мать молча продолжала стирать. Эта ее отрешенность еще больше выводила отца из себя и становилась поводом для очередных побоев.

Когда родители собирались пожениться, у отца не было за душой ни гроша, и за невесту ему пришлось год отработать на поле у будущего тестя, который жил по другую сторону горы и был таким же бедняком. Тогда он и узнал о Пак Сонхёне. Сын самого богатого в уезде крестьянина, симпатичный молодой человек, который получил образование в Японии, влюбился в мою мать, но его родители не дали согласие на свадьбу. На этом все и закончилось — мать с тех пор лишний раз даже голову не поворачивала в сторону дома Паков. Уже после свадьбы отец узнал, что мать умеет читать и писать по-корейски и хорошо знает японский язык. Отец избивал мать и виделся с другой женщиной даже на глазах у собственных детей. Трусливую злость, которую он не мог направить на высокомерных Паков, он вымещал на матери.

Задумываясь о том, почему отец на протяжении стольких лет постоянно избивал мать, я прихожу к мысли, что это было своеобразным, хоть и изуверским выражением любви, которую он, несмотря ни на что, не мог в себе подавить. Правда, никаких намеков на эту любовь невозможно было услышать в ужасных рассказах матери, старших сестер и двоюродного брата.

Зная характер отца, я отчасти догадывался о причине его гнева, хотя она не была очевидной. Чего я совершенно не понимал — почему мать, прожив с ним столько лет, никогда не пыталась постоять за себя.