Деревня Пушканы - [172]

— Ладно, тогда я впереди пойду. — Местный товарищ, широко шагнув, переступил через лужу. — Поднажмем, чтобы согреться.

— Поднажмем.

— Зарядил дождь… — У Даугавпилсского шоссе провожатый остановился. — Страшно нужный дождь. Все чертовски пересохло. Хотя бы озимые в рост пойдут.

— Да, в этой стороне сильная засуха была. В Курземе, на Видземском побережье почти каждую вторую неделю по туче проходило.

— Курземцам и видземцам всегда больше везет…

Местный товарищ шагал уже не так быстро, время от времени оглядывался и ждал, пока приезжий, петляя, не доберется к нему. Некоторое время помолчав, он принялся расспрашивать Пилана. Знакома ли товарищу пропагандисту аглонская сторона? Его раньше тут не видели. Знает ли товарищ, что здесь сейчас происходит? Центр верующих тут, как же, а что это значит для партии? Ах, были стычки с представителями католической партии? Это даже лучше. Но когда на народных сборищах появляются монашки или присутствует декан Тимшан, чего только не случается. Чем, например, декан Тимшан наших бьет? Толкованием учения социализма. Тимшан не такой, как другие ксендзы. Тимшан может сказать, что капитализм калечит людей, что у крестьян трудная жизнь, что нет работы, что кустари питаются одной картофельной шелухой да водой. При всех не побоится утверждать, что нужен более справедливый строй. Но социализм, какой сейчас проповедуют, никуда не годится. В чистом виде — может быть. Социал-демократы, говорит Тимшан, не социалисты. Вожди социал-демократов только и знают, что за хорошими местами и большими жалованьями гонятся. Проповедуют бедным избавление, а сами в своих крупных хозяйствах сельских рабочих эксплуатируют. В банках большие проценты изымают.

— Опасная птица Тимшан этот, — добавил провожатый.

— Да, трудновато с такими.

За пригорком, изборожденным колеями от телег, Пилан и его спутник свернули с большака и пошли лугом, вдоль берега озера. Тут Андрис стал счищать об траву прилипшую к ботинкам глину. Остановился и провожатый.

— Видать, товарищ из деревенских, если распутица его не испугала. В апреле тут на собрании должен был выступить депутат Вецум, так он прямо со станции назад повернул.

— Депутату пешком ходить не полагается. Государственный деятель все-таки, на что это будет похоже?

— Так пускай тогда рабочим депутатом не называется!

— Люди разные бывают, и депутаты тоже, — уклончиво ответил Андрис. Еще неизвестно, кто этот парень на самом деле.

— Это верно, и депутаты всякие бывают, и люди всякие бывают. И социалисты. Взять хотя бы здешних рушонских рабочих спортсменов. Общество социалистической организацией называется. Да только называется. Кто только членские билеты не получил, а теперь что хотят, то и делают. В книгах читаем: для социалиста важно его социальное положение. А какое у наших социальное положение? Сомерсетские кустари благодаря аглонским богомольцам кормятся. А некоторые, например мелочный лавочник Саукул, так сами в церковь ходят. Будто для приманки покупателей. Вот каково ядро общества. Хорошо, что еще есть молодежь из двух деревень. Пятерка ребят, те ни черту, ни епископу, ни айзсаргам дороги не уступят. Молодцы, ничего не скажешь. Но таких меньшинство. Да и то троих из пятерых на военную службу забирают. Уйдут, работа совсем заглохнет. Как в соседней волости. А отделение Союза рабочих спортсменов числиться будет. Защитники трудящихся от реакции и фашизма, которые в решающий час должны выступить с оружием в руках. Деньги на оружие им рабочие давали и дают, но спроси, хватило бы у какого-нибудь мелкого лавочника силы и духу поднять оружие на врагов демократии?

— М-мда… — неопределенно пробурчал Андрис.

Когда путники добрались до первых домов местечка Сомерсеты, дождь прекратился. В мрачный день такие мрачные, промокшие и приземистые домишки казались особенно убогими.

— Наше народное собрание состоится в пожарном депо, — объяснил провожатый. — Но сперва зайдем к почтовику Клейше. Он у нас тут вроде как за начальника.

Дом почтовика Клейши отличался от остальных сомерсетских лачуг ухоженным палисадником и двумя густыми ясенями вместо ворот. Ступеньки из тесаного камня вели к темно-желтой двери, вверху которой мелом были выведены несколько крестов и буквы Х, М, В: инициалы католических святых — Христофора, Михаила и Варфоломея.

«Как у истинных верующих. Уже весна, а начерканное в Сретенье кажется таким же свежим, словно это написали только вчера. И хозяин этого дома — начальник организации?..»

У почтовика Клейши узкое бледноватое лицо, умные глаза, говорит он медленно, растягивая слова. Зато его супруга женщина бедовая. С мускулистыми мужицкими руками и зычным голосом. Видать, она большая поборница чистоты: в комнате пахнет только что выскобленным полом, на стенах развешаны белые полотенца, скатерть на столе блестит. Прежде чем гостю сесть, хозяйка проворно смахнула белой тряпкой со стула пыль.

— Пожалуйста, будьте как дома…

— Как дома, — подтвердил Клейша и уселся за стол под изображениями богоматери Марии.

И только Андрис сел, как в комнату стали входить соседи Клейшей. Снимали в дверях шапки, подходили и здоровались со всеми подряд за руку. «Добрый день! Здравствуйте! Будьте здоровеньки…» Иной крепко пожимал руку, иной лишь едва касался ее шершавой от работы ладонью.