Деревня Пушканы - [168]

Отгоняя сон, Сильвестр спускался по лестнице с сеновала, прикидывая, что велит сегодня делать хозяин. Толочан и поденщиков обычно оповещали загодя. Правда, случалось и так, что с утра вдруг оказывалось, что в хозяйстве нужно побольше рабочих рук, и тогда надо было бежать за кобылкой и ехать оповещать должников Сперкая. Но до чего неприятное занятие! Сильвестр был бы согласен пренебречь полуденным отдыхом, спать еще меньше, лишь бы не ходить по дворам: «Идите! Хозяин велел! Запрягайте лошадь в широкую рабочую телегу…»

Сильвестр знал: мелкие хозяева побоялись бы сказать Сперкаю в глаза то, что говорили ему, батраку. Бывало, грозили палкой, всячески поносили, травили собаками.

Спустившись во двор, Сильвестр стал переминаться с ноги на ногу, словно убеждаясь, удобно ли ногам в постолах, обутых там, наверху, в темноте, и ждал, что прикажет хозяин.

— Ящик к дрогам привяжи. Повезешь на Сивке торф с болота. По квадратной сажени на воз. Потом с удобрениями смешаем, сахарную свеклу посадим. Копать — лопату поострей возьми, а корни подрубай коротким солдатским топором, а то хороший зазубришь. На заливном лугу начнешь, где банька Русинихи когда-то стояла! Начнешь один, попозже, когда Скрузманис подъедет, пособлю тебе.

— Так Скрузманис будет?

— Отчего же ему не быть? — остановился хозяин. Бегающие глаза прищурились, стали узкими-узкими. — У Скрузманиса ведь дом с аукциона продают? А вексель он подписал мне? Скрузманис не так глуп, знает, что мое слово на аукционе значить будет.

— Ну известно… — протянул парень и повел лошадь к телеге.

Если Сперкай дома останется, он с первыми возами может проехать мимо Курситисов. Веронике скоро идти коров доить.

Утро стоит ясное и звонкое. Деревья, кусты и поля под лучами раннего солнца сочно-зеленые, росная дорога, ведущая вниз, к мшанику, переливается, как ожерелье. На неперепаханных межах дворов бывшей деревни Пушканы, на еще не зачахших кустах распускаются цветы. На кончиках тоненьких веточек раскрылись алые мелкие цветочки, как выкрашенные гарусные узелки.

В листве деревьев щебечут птицы, на пастбище, перекликаясь, ржут лошади, где-то по соседству, лязгнув, упал с дверей хлева железный засов, гремят ведрами доярки. За горкой протяжно воет локомобиль.

«Богатей Пекшан доски пилит для нового сарая». Подгоняя лошадь, Сильвестр тряхнул вожжами.

— Пошевеливайся.

Ведь не успеешь и воз накидать, как у Курситисов скотину на пастбище погонят.

Парень повернул телегу к торфяной яме, схватив топор и лопату, спрыгнул на пружинящую холодную почву. Удар, другой, и большие липкие куски торфа полетели в тележный ящик. Сильвестр торопился. Еще была надежда встретить Веронику на прогоне.

Ему удалось только поздороваться с любимой. Теперь он мог ехать совсем спокойно. Пока хозяин не подъедет со вторым возчиком.

А второй возчик задерживался. Сильвестр успел уже вывалить четыре воза, когда хозяин явился один.

— Распрягай Сивку, веди к колодцу Русинихи поить. — В одной руке у хозяина торба с овсом, в другой — лопата, на черенок которой надет узел с туесом: сухой завтрак для работника. — Пока лошадь овес хрупает, перекуси на скорую руку, потом пособишь мне межу проложить, — объяснил Сперкай. — Спрукст собирается болото поднимать. Как бы какой бороздой мне поле не прихватил. Скрузманис, сволочь, не приехал! — Хозяин принялся лопатой сгребать в одно место разбросанные батраком торфяные комья. Он без лишних слов давал понять, что и на болоте следует быть бережливым.

— Ну, перекусил? Бери колышки и ступай от бугорка. Все время вперед, — сказал чуть погодя Сперкай. — Втыкать будешь там, где я велю.

Пока Сивка хрупал овес, Сперкай с Сильвестром успели вогнать колышки. Сильвестру показалось, что межа получилась уж больно выгнутая, явно прихватили немало соседской земли. Но Сперкай настаивал: так надо. Затем хозяин вместе с батраком нагрузили воз и поехали в поле. Парень правил лошадью, хозяин шел налегке.

— Кучками раскиданное приминать надо, — поучал Сперкай, когда они опорожнили тележный ящик, и показал, как это делается. — Хочешь, чтобы сельское хозяйство прибыльным было, обращай внимание на каждый пустяк, говорят ученые агрономы, те, что учились за границей, как Ульманис наш.

Сперкай остался в поле. Сильвестр опять завернул лошадь к болоту. Близился полдень, воздух раскалился. Копать становилось все мучительней.

На старом месте, на Глиняной горке, хозяина уже не было. Он сидел на меже, а рядом с ним, вытянув ноги в сверкающих на солнце офицерских сапогах — молодой Озол. В соломенной шляпе, светлой рубашке с отложным воротничком, рукава закатаны выше локтей — совсем как у выехавшего на лоно природы горожанина.

— Аукцион надо начинать так, чтобы под конец не пришлось переплачивать, — услышал Сильвестр слова Озола. — За людьми из даугавпилсского банка присматривать надо. Как бы нам этот кусок не проворонить. Этого уж никак нельзя допустить.

— Тут же, тут же раскидай! — помахал Сперкай рукой батраку. — И хорошенько телегу вычисти! После полудня в поле уже не поедем.

— Вот газета! — Озол поднял соскользнувшее на землю «Латгальское слово», размахнулся и кинул газету Сильвестру под ноги. — Почитай, что церковные отцы пишут. Тебе, бывшему кавалеру ордена Лачплесиса, надо быть поумней.