Деревня Пушканы - [13]

На деньги, подаренные паном, Барбала у Бебрского затона поставила домик. Декснисы перешли жить туда. А спустя совсем немного времени внебрачную дочь рожанского пана, изгнанную, рыдающую нашли на дороге в деревню Старую. Сосед отвел Барбалу к мужу, пристыдил Казимира, пригрозил ксендзом, но это не помогло. Казимир теперь числился законным хозяином земли у Бебрского затона, и когда окружающие стали слишком надоедать, тайно продал хозяйство брату богатея Муктупавела и ушел по белу свету. Сказав больной жене одну только фразу: «Меня от тебя тошнит».

Барбалу приютила дальняя родственница. Ухаживала, кормила, пока не поставила на ноги. Родственница и знакомые ходили к уряднику, к ксендзу, просили вмешаться, чтоб обманщика заковали в кандалы, но уже ничем нельзя было помочь. Казимир исчез, а земля у Бебрского затона принадлежала новому хозяину.

Оправившись, Барбала стала ходить с торбой через плечо. Иногда помогала хозяйкам полоть огороды, осенью собирала ягоды и грибы, но только иногда. Скиталась по дворам, твердила молитвы и побиралась. Молилась в церкви за своих благодетелей и, заходя в деревни, отдыхая, рассказывала, что где видела, слышала и что нового в волости, в чулисовских округах.

Ни на больших ярмарках, ни осенью в церкви на исповеди не услышишь, не узнаешь столько нового, сколько могла поведать Барбала. А особенно в последние годы, когда повсюду одни неурядицы да смена порядков. И не только в Пурвиенской волости, по всей стране жизнь бродила, как тесто в квашне, которое, взойдя, вот-вот перевалит через край. В Пушканах газет не читали, потому что газеты стоили денег да и грамотных-то в деревне было раз два и обчелся.

Протиснувшись сквозь стайку детей, Тонславиха уселась рядом с нищенкой. Люди поймут, почему она так поступила. Может, в какой-нибудь другой волости стряслось такое же несчастье, как у Тонславов с Езупом? Может, и там собираются к мировому, чтобы поклясться, что парень, призванный чулисами в солдаты, не в своем уме?

— Ну как ты шла? Неужто всю дорогу босиком пробежала? Лапти-то совсем и не обносились.

— Я ведь умею плотно плести их, — застенчиво улыбнулась Барбала. — Деру лыко с трехлетних липок, очищаю, средние полотна наискось обрезаю. Лапти плести меня в детстве рожанский Гриван научил. Лапти у него чуть ли не пол-лета не продирались. В этот раз я, правда, все больше босиком шла. А к Геркановским горкам пришла, там на дороге глина от колес ссохлась, острая, точно роговица. Пришлось обуться.

— Так ты и в Герканах побывала? — Тонславиха подвинулась поближе. — А там что? Чулисы и там тоже сыновей вызывают к воинскому начальнику?

— Там — нет. Но у лютеран, за Крейцбургом, где богатые хозяева, у которых каменные хоромы и в земле, перед амбарами, погреба, где по воскресеньям на гулянках играют трубачи, там в солдаты идут. Парни в зеленых одеждах с медными пуговицами, ремни на груди, на плечах ружья. По дорогам ходят, пачпорта спрашивают, точно как раньше стражники. Порой соберутся вместе да начнут палить. Айзсаргниками называются.

— Айзсаргами. Я знаю. Факт! — не мог промолчать Антон Гайгалниек.

— Не мешайся, Антон! Так ты, Барбала, говоришь, что в Крейцбурге сыновей в айзсарги берут?

— Берут, берут. — Барбала перекрестилась. — Не каждого. Перво-наперво тех, у кого земли побольше, кто против красных шел.

— Так нашего Езупа не должны бы… — начала Тонславиха, но ее перебил резкий женский голос из-за плетня.

— Не должны бы, и никто его туда и не взял бы. Айзсарги — это войско богатеев, что против нас, бедных людишек.

Русиниха, вдова кузнеца Русина. Вернулась, стало быть. Ее почти две недели в деревне не видели. Поговаривали, что в Даугавпилс уехала или даже куда-то подальше.

— Барбала права: айзсарги новые стражники и есть. Только повредней царских они, — добавила Русиниха уже уходя. Видно, она прямо с дороги. На плечах большой платок, в руках — узлы.

— Довольно болтать! — передернулся Антон Гайкалниек. — Я… Факт!

— А еще что, милая Барбала? Еще что? — завидев Сперкаиху с ломтем хлеба, Тонславиха поспешила опередить ее и положила нищей в подол свою лепту. — Расскажи, милая Барбала, что хорошего люди говорят?

— Чего уж там рассказывать-то! — Видно, вмешательство Русинихи и Антона не пришлось ей по душе. — Разве людям рот заткнешь, болтунов всех в мешок запихнешь! Про всякие божьи чудеса рассказывают…

Но долго молчать она была не в силах.

— Ну что, что? — волновались женщины.

— Землю делить будут.

— Какую еще землю?

— Всю, которой владели господа и государственный банк. На хутора поделят и тем дадут, у кого совсем земли нет или очень мало ее.

— У нас, в нашей стороне тоже?

— Сказывают, скоро варкавскую мызу делить начнут. Кому кусок хорошей земли, а кому — на мшистом болоте.

— Пресвятая богородица! — всплеснула руками Гаспариха. — Возможно ли?

— А то? О дележе земли и в газетах уже пишут. Депутаты, которых весной выбирали, тоже говорят, что землю поделить надо. И чтоб хутора строили. Чтоб каждый сам по себе старался! Кто пошустрей и прилежней, жить будет, а тому, кто поленивей, туго придется. Не то что теперь в деревнях. Разве весной, когда на собрания тащили, землю не сулили?