Дьеп — Ньюхейвен - [10]
Получив ответы на эти три вопроса, он состряпал на меня великолепное маленькое досье, к которому со временем будут приложены его подпись с непременным росчерком, а также почтовые марки и необходимая печать. В этом и состояли его обязанности, в них он знал толк.
Надо сказать, что обязанности отняли у него не так уж мало времени. Но время теперь работало на меня. Если б понадобилось, я просидел бы напротив него, незаметно за ним наблюдая, хоть целые сутки. Я понимал, что трудится он в моих интересах и в интересах французского народа и что наши интересы совпадают, ведь оба мы, безусловно, умны и предусмотрительны, а потому доставлять друг другу неприятности не станем. Мне кажется, он был из тех людей, кого французы называют quelconque[9]; это не совсем то же самое, что «никто» по-английски, ибо мистер Кто угодно или Всякий во Франции весьма существенно отличается от мистера Никто в Америке или в Англии. Во Франции quelconque — это не никто. Да, это заурядный человек, но со своей историей, обычаями и родословной, что делает его более значимым, чем так называемые «кто попало» в других странах. Как и этот терпеливый «маленький человек», трудившийся в поте лица над моим досье, люди эти часто плохо одеваются; у них довольно потрепанный вид, а иногда, надо прямо сказать, они вдобавок и не слишком чистоплотны. Зато они не лезут в чужие дела, а это — огромный плюс.
Как уже говорилось, ему понадобилось немало времени, чтобы переписать все сведения обо мне из одного гроссбуха в другой. Между делом приходилось еще вставлять копирку, выписывать квитанции, подклеивать ярлычки и так далее. Кроме того, надо еще было поточить карандаш, вставить в ручку другое перо, найти ножницы (после долгих поисков они были найдены в корзине для мусора), поменять чернила в чернильнице, отыскать чистую промокательную бумагу — дел хватало. В довершение всего буквально в последнюю минуту выяснилось, что просрочена моя французская виза, и он, как человек воспитанный, лишь намекнул на то, что было бы недурно визу продлить — если я собираюсь вновь выехать за пределы Франции. За этот совет я был ему крайне признателен, хотя про себя и подумал, что пройдет немало времени, прежде чем я вновь рискну покинуть Францию. Свое согласие на продление визы я дал скорее из вежливости, принимая во внимание те героические усилия, которые он ради меня предпринял.
Когда все наконец было приведено в порядок и мой паспорт и carte dʼidentitü снова лежали у меня в кармане, я робко предложил ему выпить по бокалу вина в баре напротив. Предложение было принято, и мы не торопясь направились в бистро на привокзальной площади. Он спросил, нравится ли мне жить в Париже.
— Повеселей будет, чем в этой дыре, а? — хмыкнул он.
Времени на разговоры у нас оставалось мало — поезд отходил через несколько минут. Признаться, я думал, что напоследок он спросит: «Как же вас угораздило попасть в такую историю?» — но нет, этой темы он так и не коснулся.
Мы вернулись на набережную и, когда засвистел свисток, крепко пожали друг другу руки, и он пожелал мне bon voyage[10]. Я уже занял свое место, а он все еще стоял на перроне. Он помахал мне рукой и еще раз повторил: «Au revoir, monsieur Miller, et bon voyage!»[11] На этот раз «monsieur Miller» прозвучало вполне естественно. Настолько естественно, что я даже прослезился. Да, я точно помню: поезд трогается, а у меня по щекам катятся две большие слезы и падают мне на ладони. Я опять был в безопасности, опять среди людей. «Bon voyage» непрерывно звучало у меня в ушах. Bon voyage! Bon voyage!
Над Пикардией моросил дождик, от которого соломенные крыши почернели, а трава сделалась еще зеленее. Время от времени на горизонте мелькала полоска океана, но ее тут же заслоняли песчаные дюны, а потом — фермы, луга, ручьи.
Внезапно я испытал такое немыслимое счастье, что хотелось вскочить, начать кричать, петь. В голове звучало: «Bon voyage». Какая чудная фраза! Всю жизнь мы болтаемся туда-сюда, бормоча себе под нос эти два французских слова, но отдаем ли мы себе отчет в том, что такое на самом деле bon voyage? Понимаем ли, что, даже идя в бистро или в магазин на углу, мы совершаем путешествие, а по-французски — вояж, из которого можем никогда не вернуться? Если б мы чувствовали, что всякий раз, когда выходим из дома, мы пускаемся в путешествие, изменилась бы от этого хоть немного наша жизнь? Пока мы отправляемся в путешествие на другую сторону улицы или в Дьеп, или в Ньюхейвен, или куда-нибудь еще — Земля ведь тоже отправляется в путешествие, и цель этого путешествия не известна никому, даже астрономам. Все мы, идем ли от дома до перекрестка или едем в Китай, — путешествуем вместе с нашей матерью-Землей, Земля же двигается вместе с Солнцем, а с ним — и все остальные планеты: Марс, Меркурий, Венера, Нептун, Юпитер, Сатурн, Уран. Приходит в движение весь небосвод, и если прислушаться, то можно услышать: «Bon voyage!», «Bon voyage!» И если вы затаите дыхание и не будете задавать слишком много глупых вопросов, то поймете, что словосочетание «отправиться в путешествие» ничего не значит, ведь в жизни нет ничего, кроме путешествия, путешествия в путешествии, и что смерть — это не последний путь, а начало нового пути, и никто не знает, куда ведет этот путь и откуда, но все равно — bon voyage! Я хотел встать и пропеть эти два слова в до-миноре. Вся вселенная представилась мне вдруг целой сетью дорог, далеких и невидимых планетарных путей, и в этом беспрестанном туманном скольжении взад-вперед, в призрачных дорогах из одного мира в другой я увидел, как все живое и неживое машет друг другу, желает счастливого пути: тараканы — тараканам, звезды — звездам, человек — человеку и Бог — Богу. Всем занять свои места, путешествие в никуда начинается, и всем — bon voyage. Все во вселенной, от начала и до конца, являет собой необъятное, молчаливое и непрестанное движение. Неподвижно стоять, когда вокруг тебя совершается хаотическое движение, двигаться вместе с землей, как бы она ни уходила из-под ног, присоединиться к тараканам, звездам, богам и людям — это и есть путешествие! И где-то там, в безвоздушном пространстве, где мы непрерывно движемся, где оставляем наши невидимые следы, — возможно ли? — я слышу тоненькое, язвительное эхо, вкрадчивый голосок, что с недоверием спрашивает по-английски: «Полно, мистер Миллер, не хотите же вы сказать, что пишете
