Денис Давыдов (Эскадрон гусар летучих) - [8]

— Завязал. — И поспешил разъяснить: — Не употребляю-с.

— Н-да… — недоумевающе протянул Храповицкий. — Эт-то… Ну-с, а как насчет Бородина? Какие вести?

— Полная победа над Бонапартом! — рявкнул Попов. Голос у него был столь оглушителен, что он окончательно сконфузился.

— Полная ли? — вздохнул, покачав головой, Храповицкий. — Москва-то горит? Был слух, что Наполеон Кремль взорвал.

— Врут, — сказал Попов.

— И, говорят, Бонапарт на Санкт-Петербург собрался! На воздушном шаре!

— Про пузырь слыхивали. Врут.

В гостиную вбежала принаряженная Лизанька.

— Дочь моя — Лизанька, — представил ее Храповицкий.

Попов вскочил так, что все, стоявшее на столе, подпрыгнуло.

— Вы… от Давыдова? — прошептала она в волнении.

— Так точно.

— Боже мой! Но какой же, какой он?

— Кр-расавец! Мой первый боевой друг! — с необыкновенным воодушевлением вскричал Попов-Тринадцатый. — Гусар из гусаров!.. Стрелок, рубака… Спросите у батюшки.

— А стихи… пишет?

— Стихи? — Попов с возмущением пожал плечами.

Отряд Дениса двигался через поле, направляясь к лесу. Поотстав от отряда, Денис с Митенькой Бекетовым свернули к дороге, и вдали показался дом Нелюбовых.

— А ведь совсем недавно мы здесь танцевали, — сказал Денис.

— А как смотрела на вас Катрин! — подхватил Митенька.

— Да, да, Митя… — И вдруг Денис перебил самого себя: — Догоняй отряд, а я заскочу в усадьбу. Может, они еще там?..

— А ежели там французы? — возразил было Митенька, но Дениса уже и след простыл.

Усадебный двор был донельзя замусорен, фигура амурчика над фонтаном повалилась набок, яма, в которую хозяйственный Устимович закопал нелюбовское добро, была разрыхлена и зияла пустотой. Возле нее возились бородатые мужики.

Денис въезжал осторожно, тихо, еще не понимая, что происходит в усадьбе, и не замечая, что за ним тотчас начал красться мужик с цепом, а стоявшие у ямы мужики разом обернулись, странно улыбаясь. Денис соскочил с коня и не успел слова сказать, как шедший сзади ударом повалил его, заткнул рот тряпкой, и в ту же секунду все мужики скопом накинули на Дениса мешок, завязали веревкой и бросили на телегу.

— Стре́лить его к чертовой матери! — сказал длинный мужик.

— К Кутузову свезти, медальки получим! — в ажиотаже вскрикивал мужик, который первым повалил Дениса.

— А! Дерьма ему такого не хватало, — сказал длинный, вскинул ружье и выстрелил, но поторопился и не попал.

— Дай! — Другой мужик вырвал у него ружье.

Из мешка раздавались нечленораздельные звуки, ноги засучили в мешке, и мешок соскользнул, спрыгнул с телеги.

Вышла Катерина, та самая, которую мы видели на колокольне. Она была в мужицком кожухе, подпоясанном кушаком, за который был воткнут пистолет. За ней неотступно следовал громадный, черноглазый детина — Яшка-цыган. При их появлении все сразу приутихли.

— Франца взяли! — крикнул мужик, который напал на Дениса.

— Бросай в воду! Охота вам! — сказала Катерина.

— А, нет! Мешка жалко, — возразил длинный.

И вдруг из мешка отчетливо загремела отборная ругань:

— Мать вашу!.. Каторжники!.. Да я вас…

— Братцы! Да это же наш! — обомлели мужики.

И все радостно бросились к мешку, но Денис уже сам, изнутри, ухитрился вспороть кинжалом мешковину и выскочил, разъяренный.

— В кандалы! В Сибирь, блюдоплевы!

Мужики подались назад, загудели:

— Мы ж без обиды, барин. По неразумению, не взыщи. Одинако одетые — чи француз, чи русский — не разобрать!

— А он и есть француз! — зло выкрикнул длинный.

— Я те покажу француз! — И Денис огрел его плетью.

— Братцы, за что? — взвизгнул тот.

Толпа угрожающе загудела, окружая Дениса кольцом.

— Ты не очень-то, барин…

Это сказала Катерина, раздвигая толпу, и подошла к Денису.

— В сражениях, ваше благородие, ругаться грех. Это как в церкви, — сурово сказала она.

Сзади кто-то толкнул Дениса, и он, увидев злые глаза, устремленные на него, сразу понял, что обстановка опять стала угрожающей. Он стоял, маленький среди огромных бородачей. Толпа сжималась теснее.

— Благодарю за службу, мужички! — вдруг петушино выкрикнул он. — Хорошо воюете! Не пощадим живота своего за Россию-матушку! Ура-а!

— Ура, — растерянно отозвался кто-то. Это был длинный.

И все захохотали.

— Ура-а! — присоединилось несколько голосов. Когда приутихло, Катерина сказала с усмешкой:

— А здорово тебе повертелось в мешке-то, ваше высокоблагородие?

Ее реплику подхватили хохотком.

— Ладно, будет! — кинула она мужикам и повернулась к Денису: — Проголодались, поди, барин, пройдемте в дом, потолкуем.

Нет, в ту пору гусарский оптимизм еще не испарился в нем, он уже освоился и с аппетитом хлебал щи из сервизной миски, одновременно разглядывая кабинет графа, где все носило следы полнейшего разгрома. На стене торчали крюки и гвозди от висевших прежде картин, вместо них светлели пятна. Огарок свечи был воткнут в бронзовую чернильницу.

Катерина с интересом уставилась на своего гостя. В дверях, насупившись, горбатились мужики…

— А где хозяева! — спрашивал Денис. С продырявленного портрета, стоявшего в углу, на него смотрела Катрин, еще девочка.

— Бог весть где, — ответила Катерина. — Тут французы были, мы их выбили.

— А вы — чьи?

— Нынче мы вольные. — Она посмотрела на мужиков, и те одобрили.