Деникин: За Россию — до конца - [129]

Да, самое прекрасное время жизни — это детство и школа. Как-то за провинность учитель оставил Антона в классе после уроков. Не такое уж страшное наказание, но мальчик очень боялся реакции родителей. Непременно накажут, если узнают, да ещё и будут мучить всяческими внушениями и наставлениями. Антон встал на колени перед иконой, висевшей в углу:

   — Боженька, сделай так, чтобы меня отпустили домой!

И случилось чудо! Распахнулась дверь, вошёл учитель, как-то по-доброму посмотрел на провинившегося:

   — Деникин Антон, можешь идти домой.

В голове у мальчика сверкнула мысль: «Значит, Бог есть!» А уже приближаясь к дому, засомневался: может, учитель увидел в окно, как он молится и просит пощадить его?

Во втором классе Антон заболел оспой, еле выкарабкался. Но пришлось остаться на второй год. Летом приналёг на математику, с невиданным упорством проштудировал учебники алгебры, геометрии и тригонометрии, перерешал все задачи. Учитель математики Епифанов на первом же уроки объявил:

   — В прошлом номере «Математического журнала» предложена была задача: определить среднее арифметическое всех хорд круга. А в последнем номере значится, что решение не прислано. Не хотите ли попробовать свои силы?

Никто не осилил. Антон поклялся решить задачу. Через несколько дней, дрожа от волнения, протянул лист с решением задачи Епифанову. Тот молча прочёл, выразительно посмотрел на Антона, так же, не проронив ни слова, прошёл к кафедре, открыл классный журнал и вывел там крупную пятёрку, такую, что весь класс сумел разглядеть. С тех пор Антона стали уважительно называть «Пифагором».

...Антон Иванович вдруг едва не расплакался: в голове у него зазвучали стихи, сочинённые ещё подростком. Собственно, не стихи, а так, рифмованные строчки, но сейчас он вдруг с потрясающей силой осознал, что в них отразились его жизнь и судьба, будто он сознательно напророчил себе на заре своей жизни:

Зачем мне жить дано

Без крова, без привета,

Нет, лучше умереть —

Ведь песня моя спета.

Сейчас он понимал, что строки эти далеки от истинной поэзии. Но тогда он даже осмелился послать их в «Ниву». Конечно, не напечатали и даже не ответили.

Из впечатлений детства особенно горьким была смерть отца. Казалось, сноса не будет кряжистому двужильному Ивану Ефимовичу. И вдруг — рак желудка... Перед смертью он сказал сыну:

   — Скоро я умру. Оставляю тебя, милый, и мать твою в нужде. Но ты не печалься — Бог не оставит вас. Будь только честным человеком и береги мать, а всё остальное само придёт. Пожил я довольно. За всё благодарю Творца. Только вот жалко, что не дождался твоих офицерских погон...

В страстную пятницу Антон был в церкви на выносе плащаницы и пел, как обычно, на клиросе. Прибежал друг:

   — Иди скорей домой, тебя мать зовёт.

Антон почувствовал недоброе. Вихрем помчался домой — отец уже был мёртв. Упал перед ним, зарыдал...

Похоронили отца на третий день Пасхи, сотня пограничников проводила своего командира тремя ружейными залпами. На могилу положили плиту с надписью, составленной ротмистром Ракицким: «В простоте души своей он боялся Бога, любил людей и не помнил зла».

Жить стало ещё тяжелее. Антону пришлось стать репетитором, бегать к ученикам в разные концы города. Уроки учил ночью.

...Антон Иванович вздохнул незаметно для себя, наконец-то заснул.

19

Седьмого декабря 1945 года семья Деникиных прибыла в Нью-Йорк. Антон Иванович предполагал, что в Америке не все примут его одинаково. Так оно и вышло.

Вездесущая пресса откликнулась на приезд Деникина незамедлительно, едва он сошёл с трапа парохода. Встречавший генерала бывший доброволец, штабс-капитан, вручил Антону Ивановичу свежий номер газеты «Новое русское слово». На первой полосе было сообщение о прибытии Деникина:

«Антон Иванович Деникин почти не изменился за последние пять лет, тот же твёрдый, стальной взгляд, та же осторожная точность выражений. И политически его взгляды за эти годы не изменились: бывший Главнокомандующий вооружёнными силами Юга России остался патриотом и антибольшевиком. Он по-прежнему с русским народом, но не с советской властью».

Сойдя на берег, Деникин огляделся вокруг. На пристани стояла, переминаясь с ноги на ногу, небольшая кучка пикетчиков с транспарантами в руках. Деникин прочитал некоторые из них и, хотя они почти все были на английском языке, понял смысл: «Деникин, убирайся домой!»

Штабс-капитан, заметив, что Антон Иванович помрачнел, поспешил успокоить:

   — Не обращайте внимания, ваше превосходительство. Обычные американские штучки. Пикетчиков здесь нанимают и платят довольно щедро.

   — Понимаю, демократия, — как-то растерянно откликнулся Деникин.

Штабс-капитан намеренно не стал знакомить Антона Ивановича с газетами «Морден журнал» и «Форверте», которые он тоже приобрёл в киоске. «Морден журнал» оголтело уподоблял Деникина Петлюре и Махно, стремясь доказать, что между ними не существует никакой разницы:

«В город самых бойких репортёров, в мировой центр еврейской печати, в страну, где находится, возможно, самое большое число евреев, помнящих ещё украинские погромы, прибыл незаметно самый отъявленный из всех оставшихся в живых русских черносотенцев».