Деникин: За Россию — до конца - [124]

   — В истории войн я не знаю примеров, когда командующий бросает окружённую армию на произвол судьбы! — не выдержал Деникин.

Власов напрягся, но не смутился, решив продолжать я постараться всё же обратить упрямого генерала в свою веру.

   — Я не бросал своих солдат на произвол судьбы, уверяю вас! Армия была окружена, разгром её был неминуем! Немецкая армия — это сила, которую невозможно сломить. Вы сами скоро убедитесь в этом. Отдельные победы красных — не в счёт, они носят временный, а часто и случайный характер. Уже с первых дней войны я мечтал перейти на сторону немцев, ибо даже когда вынужден был служить большевикам, я ненавидел их строй, смертельно ненавидел! Обстоятельства, в которые я попал, поистине трагические обстоятельства, помогли мне обрести свободу и дали возможность вести борьбу с Советами. День одиннадцатое июля тысяча девятьсот сорок первого года, когда я пришёл в деревню Туховежи, Оредежского района, так называемой Ленинградской области, — этот день я буду отмечать всю свою жизнь как юбилей, как праздник! В этот день я перешёл к немцам и был доставлен в штаб восемнадцатой немецкой армии, к её командующему генерал-полковнику Линденманну. Выбор был сделан, и я остаюсь верен этому выбору и сейчас, до конца. Надеюсь, что и вы одобрите этот выбор.

Деникин угрюмо молчал.

   — Поверьте, Антон Иванович, я и мои воины вовсе не изменники родины! — с пафосом произнёс Власов. — Мы — за Россию, только без Советов. Я наслышан, что и вы такого же мнения.

Он призывно посмотрел на продолжавшего хранить молчание Деникина.

   — Я буду с вами совершенно откровенен. — Власов сделал вид, что не придаёт молчанию значения. — Да, я сам, по своей инициативе обратился к германским военным властям с предложением приступить к созданию русской армии из советских военнопленных для борьбы с советской властью. Благо, что военнопленных великое множество! И считаю, что такое предложение вами будет одобрено. Во-первых, этот шаг легализует наше выступление против большевиков и устранит мысль о предательстве, тяготящую всех военнопленных, а также людей, находящихся в оккупированных областях. Без этого достижение победы над Красной Армией немыслимо. Ничто не подействует на красноармейцев так сильно, как выступление русских соединений на стороне немецких войск!

   — Русские соединения на стороне немецких войск! — повторил последнюю фразу Деникин. — Но это же совершенно противоестественно! Это означает лишь одно: поработить Россию, да-да, помочь немцам поработить Россию своими же руками!

   — Но разве вы не видите, что война Россией уже проиграна и надо помочь советским людям свергнуть своё правительство? Хочу вам сообщить, что отдел пропаганды вермахта ещё ранее одобрил моё предложение о создании Русской освободительной армии. Мы обратились ка всем бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу с разъяснением своих целей и задач, а именно: свергнуть советское правительство, уничтожить большевиков, создать новое русское правительство и заключить мир с Германией. Мы призвали их переходить на сторону РОА.

   — Я читал ваше обращение, — глухо произнёс Деникин. — Не могу не сказать о том, что меня крайне удивило одно обстоятельство. В обращении указывается, что местом пребывания вашего «комитета» является город Смоленск. На самом же деле, что мне доподлинно известно, «комитет» этот находится в Берлине.

   — Не более чем невинная уловка, — осклабился Власов, удивляясь, что генерал вместо разговора по существу обращает столь пристальное внимание на пустяки. — Все, кто пойдёт за нами, должны быть уверены, что наш комитет образован русскими на своей собственной территории, а не кем-то другим в Берлине. Это несущественная деталь, и на обсуждение её жаль тратить драгоценное время. Главное, что РОА пользуется полной поддержкой фюрера, нам покровительствует Гиммлер и в целом СС. Меня принимали у себя Геринг, Риббентроп, Геббельс... — Эту последнюю фразу Власов произнёс с нескрываемой гордостью. И этим окончательно восстановил Деникина против себя. Сейчас, после этого горделивого признания, он уже не слушал Власова, а лишь внимательно вглядывался в его форму, которая показалась ему ещё более несуразной, чем в первый момент встречи: китель с отложным воротником цвета хаки, без погон. На брюках — шёлковые лампасы малинового цвета. Чёрт знает что, клоунада, да и только!

Власовуловил мысли Деникина, его распирала злость. «Этот старикашка, просравший гражданскую войну, ещё смеет не только сомневаться во мне, но и издеваться надо мной!» — мелькнуло в его мозгу, но вслух он сказал другое:

   — Кажется, я вас так и не убедил. Ну что же, история покажет, кто был из нас прав... Может, вам и не понравится, но задам вам прямой и нелицеприятный вопрос: чем вы, генерал Деникин, отличаетесь от меня? Вы вели непримиримую борьбу с Советами. Эту же цель ставлю перед собой и я.

   — Генерал Деникин, — с достоинством ответил Антон Иванович, — никогда в жизни не надевал на себя немецкую форму или ещё какую-нибудь другую. Генерал Деникин носил и носит русский военный мундир.