Деньги - [6]

Он ничего не знает о «Бушероне», это очевидно, и, более того, ему, похоже, наплевать на него. Главное в другом: в глубине его больших влажных глаз прыгают веселые искорки.

— И заметьте, друг мой, среди всех этих магазинов я выбрал именно вас. Любовь с первого взгляда.

Я попал в точку. Широко улыбаюсь ему, он отвечает мне тем же. Начинаю смеяться, он делает то же самое. Еще немного — и можно похлопать друг друга по плечу. Друзья не разлей вода.

— Ну послушайте, — снова начинаю я. — Это в самом деле очень хорошее дельце, такое вряд ли еще подвернется, не упустите свой шанс. И раз вы так настаиваете на покупке, я уступаю их за пятьсот пятьдесят.

Его смех переходит в неудержимый хохот. Он отступает от порога, приглашая меня зайти в лавку: такого веселого клиента, как я, непозволительно держать у входа. Через десять минут он уже в курсе всех подробностей моего положения и отъезда из Лондона: я сыграл на откровенности и будущих товарищеских отношениях.

Он угощает меня чаем с липкими пирожными, политыми сахарной глазурью, а в это время мои часы переходят из рук в руки. Их внимательно осматривают отец, дяди, родные и двоюродные братья, призванные для окончательной экспертизы.

— Сто долларов.

— Четыреста пятьдесят.

Мы снова хохочем и пьем чай. Часы пошли по второму кругу.

— Сто двадцать долларов.

— Четыреста.

— Сто тридцать.

— Триста восемьдесят четыре и семнадцать центов.

Мне действительно весело, и на том спасибо. Однако три четверти часа спустя, вдоволь насмеявшись и выпив шесть чашек чая, мы с Чандрой приходим к соглашению: сто семьдесят пять долларов плюс бритва с тремя новыми лезвиями, из которых лишь одно действительно новое, плюс полотняные белые трусы в стиле индийская армия на купании, плюс зубная щетка, а также карта Кении. Тем временем Чандра, ставший моим другом, почти братом, обнимает меня за плечи, а я на всякий случай слежу, чтобы он случайно не залез в мой карман (я ошибался: при более близком знакомстве Чандра окажется на удивление совестливым и порядочным человеком). Он советует мне остановиться в отеле Castle, расположенном прямо за двумя огромными бетонными бивнями слонов, символизирующими въезд и выезд с Килиндини-роуд. Это здание в псевдовикторианском стиле с испано-мавританским балконом и турецким туалетом в конце коридора. Комната обходится мне в двенадцать шиллингов (почти два доллара), и после посещения единственного душа, открытого для постояльцев отеля, я ложусь на кровать и разворачиваю карту Кении, чтобы наконец увидеть, что собой представляет эта страна. По правде говоря, не ахти что, по крайней мере на бумаге. В лучшем случае своеобразную воронку, конец которой упирается в Индийский океан. Если стать спиной к океану, то на востоке находится Сомали, на севере — Эфиопия, на западе — Уганда и озеро Виктория, а Танзания — на юго-западе. Я ищу гору Килиманджаро с ее заснеженными вершинами и леопардом. Не нахожу. Обнаруживаю только гору Кения, которая возвышается на пять тысяч двести метров. Неужели Килиманджаро украли?

Наконец случайно нахожу ее в соседней Танзании. По мне, Килиманджаро поменяли местами, для меня она всегда была в Кении.

Я чувствую себя совсем одиноким и оторванным от мира в полном смысле этого слова. Таракан крылышком слегка касается моего лица, когда я лежу на этой сомнительной чистоты постели в номере с шумным вентилятором, издающим астматические вздохи.

Однако приступ хандры длится недолго. Сказывается влияние Олд-Бромптон-роуд и той силы, которую я там обрел. У меня сто семьдесят пять долларов, мне двадцать один год два месяца и две недели. Во всяком случае, у меня есть на что продержаться полтора месяца, даже если в конце концов придется стать похожим на Робинзона Крузо, но не в пятницу, а накануне. Я уверен: что-то должно подвернуться раньше. Не знаю что: я никогда не работал и за всю жизнь не заработал ни сантима, меня выпихивали парижские лицеи, препровождая в провинциальные учебные заведения, потом швейцарские колледжи и закрытые частные школы Великобритании. Франц Симбалли — душа компании и заводила вечеринок в Лондоне и Париже, на швейцарских горнолыжных курортах и в самых модных местах на Лазурном берегу, непутевый гуляка, способный за два с половиной месяца промотать сто семнадцать тысяч фунтов стерлингов, — не был большим умником, и он этого не отрицал.

Но на свет появился или вот-вот появится другой Симбалли. Пришло время делать деньги.

Я даю себе неделю. И действительно, мне потребуется семь дней, чтобы встретиться с Йоахимом.

Йоахим внимательно разглядывает меня с высоты чуть больше метра восьмидесяти пяти своими маленькими слоновыми глазами, которые выглядят как дыры на лице, способном навести страх на племя масаев. Он обращается ко мне:

— Ты думал, мне нужны твои деньги?

Я смеюсь.

— В какой-то мере.

Йоахим хмурится, не понимая, затем, к моему удивлению, краснеет, как девушка. Он отрицательно качает головой.

— Да нет, мне нравятся женщины.

— Мне тоже.

Йоахим португалец. Уже скоро я узнаю, что около пяти лет он провел в Мозамбике, а до того жил в Анголе, где носил военную форму, пока не ушел из армии, а точнее, добавляет он застенчивым шепотом, дезертировал. У него действительно страшная физиономия, которой можно испугаться даже днем, а еще больше ночью, помятый и изогнутый кверху нос в форме полуострова, на рябых щеках — две похожие на шрамы глубокие морщины. Его настоящее имя, по крайней мере под которым он известен в Кении, Йоахим Феррейра да Силва, и далее следует еще четырнадцать или пятнадцать разных имен и фамилий.