Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода - [113]
Думаю, что изложенные здесь соображения открывают новую возможность осмысления клейм на слитках, тайна которых до сих пор остается неразгаданной. Их назначение было бы бессмысленным, если бы у маркировщиков существовало пропагандируемое М. П. Сотниковой убеждение в официальной равноценности всех обращавшихся слитков одинакового веса. Напротив, разнообразие качественных вариантов должно было потребовать специальной маркировки, и путь к исследованию этой проблемы лежит через классификацию клейм, ориентированную на действительную ценность каждого конкретного слитка.
Коснусь еще одного упрека, предъявленного мне М. П. Сотниковой, – пренебрежения тем обстоятельством, что слитки якобы ходили «в отвес»[596]. Но «отвес» возможен лишь при наличии разновесного, однако однородного по качеству материала. О каком же «отвесе» может идти речь, если сама М. П. Сотникова продемонстрировала предельную разнокачественность слитков! Скрыть такую разнокачественность не смог бы ни один фальсификатор, поскольку слитки уже с 80-х годов XIV в. служили сырьем для производства высококачественной монеты в Низовской земле.
Разберемся, однако, и в источниковедческой природе термина «в отвес». Он был введен в нумизматическую литературу С. И. Чижовым, обратившим внимание на грамоту Великого Новгорода великому князю Ивану Васильевичу 9 августа 1471 г. о сроках выплаты коростынской контрибуции в 15 500 руб., в которой говорится, что она должна быть выплачена «денгами в отчет, а серебром в отвес»[597]. Поскольку М. П. Сотникова считает, что изготовление слитков прекратилось в 1447 г., причем же здесь тогда слитки? Допустив, что обращение слитков продолжалось и в 1471 г., мы вынуждены задать другой вопрос: поскольку, как сообщает летопись, контрибуция выплачивалась в 1471 г. новгородскими рублями, кому же в Новгороде могла прийти в голову безумная идея добавить в их число и более ценные низовские рубли? Очевидно, что в данном случае речь идет о равнокачественном серебре, и требование принимать его «в отвес» закономерно.
Нуждается в дополнительном рассмотрении вопрос о «почке». Согласно показаниям «Торговой книги» конца XVI в., «почка», которая «тянет одну полушку», равнялась 0,17 г, поскольку именно таким был вес полушки, установленный реформой Елены Глинской. «Почка» середины XV в. в Новгороде была иной: в 1447 г. начали деньги «новыя ковати в ту же меру, на 4 почки таковы же», а коль скоро речь идет о денгах весом в 0,81 г, то и «почка» получает соответствие 0,202 г. В 1979 г. я высказал предположение, что «почка» была подвижной расчетной единицей, равной тысячной доле той основной денежной единицы, которая существовала до соответствующего видоизменения; например, «почка» в 0,17 г середины XVI – начала XVII в. составляет тысячную часть предшествовавшего реформе Елены Глинской новгородского рубля в 170,1 г[598]. Очевидна полезность такой единицы для пересчета дореформенных денег в пореформенные. Считаю этот тезис подкрепленным новыми материалами, поскольку «почка» в 0,202 г в системе рубля 175 г составляет тысячную часть предшествовавшей рублю гривны серебра весом 202 г. В равной степени она полезна для нахождения удобных соотношений новгородских сумм с низовскими – ведь низовской рубль долгое время оставался равен гривне серебра.
Таким образом, я еще раз прихожу к выводу, что новгородский рубль, содержавший 175 г серебра, возник на рубеже XIII–XIV вв., что он отличался от низовского техникой двойного литья и послужил основой той специфической денежной системы, которая утвердилась в Новгороде XIV–XV вв.
Новгородский клад ливонских монет XV в.[599]
Летом 1979 г. в Новгороде на Нутном раскопе в слое яруса 3 (1412–1419 гг.) в квадрате 8 на глубине 2,35 м был найден небольшой клад из 28 серебряных монет общим весом 24 г. Монеты лежали в земле без каких-либо следов упаковки. Они были некогда спрятаны в рыхлом заполнении столбовой ямы какой-то неопределенной деревянной конструкции, в верхнем горизонте этой ямы, т. е. почти у самой тогдашней дневной поверхности. Усадьба, на которой обнаружен клад, в последний период новгородской независимости принадлежала известному политическому деятелю Ивану Офонасову или его сыну Олферию Ивановичу Офонасову. Такая атрибуция основывается на указании местожительства Ивана Офонасова на Нутной улице в духовной новгородца Федора Остафьевича[600] и на находке в более поздних напластованиях той же усадьбы костяной прикладной печати с именем Олферия[601]. К периоду, соответствующему ярусу, относится время деятельности деда Ивана Офонасова [602] – боярина Федора Тимофеевича, посадничавшего в 1385–1421 гг. и умершего в 1421 г.[603]
В состав клада входят следующие монеты (см. вкл.):
Ливония
Тартуское епископство
Бернхард II Бюлов (1410–1413 гг.)
1—8. Артиги[604]
Л. с. Голова епископа в митре. Круговая надпись: EPSBERNARDUS О. с. Герб епископства – скрещенные ключ и меч; над ним родовой знак епископа – повисшая ветка; под гербом – опрокинутый полумесяц. Круговая надпись: MONETADARB
Вес: 0,88; 0,82; 0,86; 0,68; 0,72; 0,63; 0,72; 1,02 г. Последний из них – подделка (медный посеребренный).
