День Зои Виноградовой - [6]

— Эй, лихач! — крикнул один из рабочих, свесившись с кузова грузовика. Ослеп что ли? — Но разглядев за рулем Зою, с удивлением и уважением в голосе добавил — Ловко вывернулась! Ай да девушка!

Но Зоя не обратила на обидную реплику никакого внимания. Она ехала на сбавленной скорости, сбавленной самой машиной, и пыталась объяснить себе случившееся.

«Ну, гудок — это ерунда! — успокаивала она себя. Не так уж трудно устроить, чтобы он гудел, если впереди покажется препятствие. Сейчас даже детские игрушки такие выпускаются».

Но эта странная «сообразительность» машины, которая сама и так вовремя свернула влево, чтобы избежать столкновения, — как ее объяснить? Зоя невольно покосилась назад: может быть, Бобров сидит сзади и это он вовремя пришел ей на выручку? Машина могла иметь и двойное управление — это было в духе любящего удобства инженера. Но сиденье сзади было пусто. По-прежнему на старом месте лежал портфель, затянутый ремнями. Только серая шляпа, по-видимому от резкого толчка при повороте, откатилась в угол.

«Впрочем, — думала она через минуту, — и в этих «действиях» машины нет ничего удивительного. Если можно заставить гудеть сигнал, почему нельзя устроить так, чтобы включался механизм, действующий на руль? У Толи был игрушечный автомобиль, который не падал со стола: каждый раз, подойдя к краю, он сам сворачивал в сторону. Это тоже игрушка, только для взрослого мальчика, которого зовут инженером Бобровым».

Но Зоя сознавала, что это была не совсем игрушка. Как-никак, а машина если не спасла Зое жизнь, то, во всяком случае, избавила ее от серьезной неприятности. Правда, и растерянность Зои была вызвана отчасти самой машиной этой историей с гудком. «В общем мы квиты», подытожила Зоя.

После того как она нашла разумное объяснение действию вещей, которыми окружил себя Бобров, ей стало как-то легче. Она ни минуты не сомневалась в том, что такое объяснение существует, но все же эти маленькие приключения, происшедшие за последний час, оказывали известное психологическое действие. Зоя, как истая журналистка, была впечатлительна и не лишена полета фантазии. Ей вспомнился роман, который она читала в детстве, о том, как машины подняли бунт против своего творца — человека. Честное слово, человеку, жившему несколько десятков лет назад, очутись он вдруг в положении Зои, показалось бы, что вещи инженера Боброва обладают способностью самостоятельного поведения. Правда, они хорошо повинуются своему хозяину и добросовестно служат даже его гостям, но — чем чорт не шутит, — в какой-нибудь недобрый час вдруг возьмут и выйдут из подчинения. Что будет делать тогда Бобров среди возмутившихся буфетов, ругающихся шкафов и куда убежит он от взбесившегося зеленого автомобиля?

Зоя представила себе сцену: Бобров убегает от машины, гоняющейся за ним по саду — и рассмеялась.

Чего только не выдумывали романисты про будущее, ожидающее человечество! И люди-невидимки, и мыслящие вещи, и четвертое измерение.

А на самом деле будущее оказалось совсем другим: в сто раз лучше, чем воображали самые смелые фантасты. Все наоборот: это мир свободных людей, которые создают машины, подчиняющиеся человеку, облегчающие его жизнь, сберегающие его время.

Надо было признать, что Бобров сумел окружить себя целым штатом таких услужливых механизмов.

6. Станция системы Боброва

С гребня плотины, по которой проезжала Зоя, были видны синь водохранилища, заключенного в рамку розового камня, и темный лес на горизонте. В эпоху пятилеток советские люди научились строить прочно и красиво. Красота стала одним из неотъемлемых требований, которые предъявлялись к любому сооружению. После того как инженеры заканчивали все расчеты, приходил художник и помогал конструкторам облечь их формулы в гармоничные линии. План завода не утверждался, пока художественный совет не заявлял, что в предложенном варианте новостройка удачно «вписывается» в окружающий пейзаж. Если же пейзаж не удовлетворял строителей, они его переделывали.

Давно ушли в безвозвратное прошлое закопченные кирпичные коробки, унылые длинные корпуса с пыльными выбитыми стеклами — фабрики и заводы дореволюционных времен. Они сохранились кое-где вместе со старыми хибарками, как музейные памятники, живая иллюстрация к истории: вот в каких условиях жил и работал трудящийся люд до Великой Октябрьской социалистической революции.

А вокруг стояли светлые новые корпуса простых, но благородных форм. «Для народа — все что есть лучшего»; «Место труда — место творчества.»; «Человек творец. Только творческий труд приносит радость», — ходили крылатые выражение.

Да, это была эпоха невиданного взлета творчества.

Зоя припоминала все это потому, что только вчера читала статью о планах ближайших десяти-пятнадцати лет. Поистине открывались головокружительные перспективы. «Но жизнь, — думала Зоя, — окажется еще ярче и интереснее, чем рассказано в этой бесспорно талантливой статье. Нелегко описывать будущее, когда и для настоящего-то часто не хватает слов. Только одни журналисты знают, как трудно, располагая всем богатством русского языка, выбрать из двухсот тысяч входящих в него слов такие, которые передавали бы читателям в полной мере всю грандиозность совершаемых в нашу эпоху дел и чувств людей — творцов новой жизни. А ведь по нынешним книгам и журналам, по страницам сегодняшних газет потомки будут судить о великих днях. Нелегок и ответственен труд журналиста». Так думала Зоя.