День ВДВ - [9]

– Странный народ эти турки, – размышлял Федюня, то погружаясь с головой, то выныривая. – Чего это они пялятся? Водичка – класс!

Вчера, когда отмечали очередное знаменательное событие – подписание какого-то договора, Борисыч обстоятельно рассказывал Федюне о том, что никакое это не Мраморное море плещется возле отеля, а самое что ни на есть Мёртвое.… Ему якобы об этом рассказывал Степаныч, пастух из деревни. Степанычу можно было верить, тот многое знал, а рассказывал-то как, …заслушаешься! И ведь знал подлец и географию, и историю, и биологию. Только приврать любил. Не без этого! Иногда мужики его просто так приглашали выпить по пятницам, чтоб только разговор был интересный.

Прежде чем залезть в море, они с Борисычем осмотрели окрестности «Истанбул отеля», может, запрещено здесь купаться. Море-то мёртвое! Но, нет! Широкий пандус бетонного пляжа плавно стекал к самой воде, на нём были разбросаны пляжные кресла с закрытами зонтиками, и штабеля пластиковых лежаков указывали на то, что всё же народ здесь плещется. Да и углядели-таки Федюня с Борисычем водоросли всякие в воде и тени небольших рыбёшек. Значит, не такое уж оно мёртвое это самое Мёртвое море.

Федюня повернул к берегу, стараясь придать своим гребкам некую плавность и грациозность, среди зрителей наверняка и женщины есть!

– Во, Санёк обзавидуется, когда расскажу, что жил в пятизвёздочном отеле за сто десять баксов в сутки. Не поверит ещё! Да я ему всяких буклетиков набрал – поверит, только от зависти недоверием оскорблять будет….

Федюня аж остановился, когда вспомнил про жену Таисию и крупный разговор, предстоящий с ней по поводу тысячи долларов, которые оставил в отеле за неделю проживания, и обещанной, но так и не купленной дублёнке.

– А всё Борисыч, – негодовал с опозданием Федюня. – Давай, мол, поживём как люди, может, уже никогда и не удастся.…

Борисыч уже стоял на берегу, смахивая с огромного живота солёные капли и, подпрыгивая на одной ноге, ладонью выбивал воду из уха.

Федюня бодро подбежал к скамейке, артистично, как ему казалось, изображая спортсмена, и обмотался широким полотенцем.

Борисыч достал из сумки бутылку «Абсолюта», завёрнутую в бумажный пакет. Праздник у них тут какой-то: то ли рамазан, то ли рамадан. Не расслышал Федюня, когда их предупреждал глава делегации, запомнил только, что в эти дни ничего нельзя выпивать на глазах мусульман, чтобы не оскорбить их. Да и в полицию загреметь можно! А полиция у них тут о-го-го! Федюня первый раз аж подпрыгнул, когда автодорожные полицейские, вооружённые маленьким автоматами, что-то рявкнули в мегафон, и все машины остановились, освобождая переход для пешеходов. Федюня протянул руку к наполненной до краёв пахучей жидкостью вазочке из номера (со стаканами у них тут проблема!), тоже завёрнутой в бумагу.

– Между прочим пять долларов за бутылку, – с какой-то неопределённой горделивостью подумалось Федюне.

Борисыч невнятно что-то пробормотал, сдвинул бутылку с вазочкой, чокаясь так же глухо и невнятно:

– Ну, что…, давай, Федюня, за старый новый год…

Особенности национального травматизма

Борисыч сломал ногу.

Как, где, когда – никто не знал. Федюня с раннего утра крутился на стройке. Подвезли сборные дома, и надо было побыстрее сбивать доски с опалубки заранее приготовленных фундаментов.

Сентябрь. Дождливо. В солнечные редкие окна отдыхать не приходится. До зимы чуть осталось. И так уже зори прохладные. Зябко. Федюня по утрам пиджак набрасывает на плечи. А каково людям, что в школе живут? Условия-то не домашние. Толком не умыться, не побриться. И харчи казённые. Жалко людей. Но и сердце народ в деревне на безуютных держал, но помалкивал. Досталось крепко бездомным, когда потоп случился. Дожди несколько суток лупили нещадно. Уровень в реке поднялся неимоверно. А выше по руслу в водохранилищах перехлестнула вода через плотину, сломала укрепления и ринулась вниз огромной волной. Вот этой волной и смыло нижний берег деревни. Почти мгновенно. Те дома, что покрепче держались, ещё несколько суток простояли покосившиеся, зачерневшие илом подсыхающим и сползли-таки ночью в реку, вслед уходящей воде. Только на взгорке остался десяток краснокирпичных коттеджей. Фундамент удержал их и плита монолитная каменная, природой заложенная. Спокон веку не строились там. Ни огорода выкопать, ни колодца пробить. Лопата дзенькает, аж искры сыплются. А вот теремки понастроили. И гранит пробили глубоко. Метра по три высотой подвалы поставили. Бильярдные, бани, гаражи под землёй оказались. Федюня сам в строительстве участие принимал, помнил, как нежалеючи первосортный цемент немеряно уходил. А ограда вокруг домов какова, не менее чем на метр в грунт вкопанная! Из того же штучного, в три кирпича. Так что устояли дома. Понятно, ребята зажиточные в них жили. Как только успокоилась река, навезли жильцы стройматериалов. За пару недель мощную дамбу поставили. Укрепили, значит, свой бережок. Да только под суд отдать бы их! Речка не то чтобы очень уж бурлива, но и не особо спокойная, журчит на перекатах, новый путь себе пробивает и подтачивает потихонечку высокий берег, от которого до домов метров пятьдесят осталось.