День ВДВ - [10]

Можно было, конечно, всем миром шум поднять против стройки той. Но глава сельский, мужик с башкой на плечах, свой, местный, на сходе поутихомирил. Взял ответственность на себя за дамбу, поскольку богатеи за свой счёт мост построили на месте старого, снесённоuj вместе с быками опорными. Прочный, широкий поставили и дорогу провели. Когда ещё обещанные на дамбу деньги придут. А как только появятся, так и на высоком берегу построим.

Всё лето строились. Из города народу уймища приезжало на помощь. Рабочие с заводов, солдаты, студенты. Здорово помогли. Много тонн ила, обломков домов, трупов животных диких, из леса принесённых, и домашней скотины вывезли. На стройке помогали. Спасибо им. Тогда помощь шла отовсюду. Бестолково везли что нужно и не нужно. Для стройки много чего было. Председатель быстро распределил материалы. Ничего на сторону не ушло, всё в будущие дома.

Только помощь бескорыстная во вред пошла. Это когда вещи и продукты привозить стали. Пострадавших на помощь в возведении им же жилья поднять не удалось. Упирались. Говорили, что правительство поможет. Ждали прихода новых караванов с гуманитаркой, давились в очередях, кривили губы при виде поношенной одежды и обуви, мяли в руках и выбрасывали тут же на площади центральной под памятник мужичку-боровичку, руку протянувшему. За подаянием небось! На ту руку кто-то и привесил лифчик женский невероятного размера. После этого перестали возить подержанное. Только новенькое, в упаковках блестящих, фабричных. Вот и томился народ бездомный в ожидании, не обращая внимания на угрюмые взгляды односельчан, с утра до позднего вечера вкалывающих на восстановлении.

Поначалу, когда ещё стихия не схлынула, главный российский спасатель драндюлей губернатору вставил знатных, и сам президент самолично прилетал на место бедствия, драндюлей добавив. Работа кипела. К концу августа должны были сто домов двухквартирных в эксплуатацию сдать. Именно столько семей пострадало. А в итоге? Эххх… Еле-еле двадцать завершили.

Сегодня губернатор в беленькой рубашечке со свитой приедет, будет смотреть, как строители вновьприбывшие конструкторы ставить будут. Вот и закрутился Федюня. Не заметил, как день прошёл. Зато почти два дома собрали. Приноровились мужики к домам сборным – конструкторам. Легко устраняли промашки заводские. Стягивали брусья, обшивали фанерой стены, обкладывали камнем по низу, стучали молотками на крышах, вгоняли гвозди в половые лаги, расстилали линолеум, а женщины возили по стенам квачами, размазывали клей и обои лепили, пока плотники рамы оконные уже со стёклами в проёмы вставляли. Детвора тут же крутилась, подметали стружки, полы вытирали от потёков клея, помогали, как могли. А что ж им делать-то? В школу только с первого октября пойдут, как только расселят страдальцев. А там…Короче, слепой казав: «Побачимо!»

Федюня зашёл домой переодеться. Не переться же к Борисычу в рабочей одежде! Таисия к ужину позвала. Федюня отказался, мол, Борисыча проведать надо. Степенно, не торопясь, помылся в душе, открыл шкаф, достал светлые брюки, рубашку. Оделся. Также неторопливо, по-хозяйски влез рукой на полку под накрахмаленное постельное бельё, выудил несколько купюр, не считая, сунул в карман. Таисия ни слова не сказала, как и вчера вечером, когда Федюня пришёл домой с изрядным запахом свежевыпитой водки. А что тут скажешь, коли мужик в дом приволок такую тьму деньжищ?! Пусть уж сходит к дружку, проведает, может, поможет чем-нито. Марья укатила в санаторий, а дочка Дарья с мужем в городе теперь живёт. Борисыч один пока да со сломаной ногой.

– Фёдор, возьми вот сала, пирожков напекла, борща сейчас сварила, в банку налью, отнесёшь Борисычу…

– Тай, ну что у него, сала, что ли, нет? В сельпо зайду, куплю что-нибудь, – отмахнулся Федюня.

Пока шёл к магазину, повстречался пастух Степаныч, уже пригнавший коров, разбредающихся по своим дворам. Степаныч издалека кивнул и заторопился в сторону своей избы.

– Ххеххх, – усмехнулся Федюня, – раньше меня к Борисычу заявится.

Хотел было один «чупа-чупс» взять, слышал в городе, как мужики «мерзавчики», малёхонькие бутылки водки называли. Но, не забыв о Степаныче, рассовал по карманам брюк две, а ещё одну в пакет положил, куда продавщица Светка сложила кольцо колбасы, пару банок шпротов и плитку шоколада.

– Шоколад, Федюня, больным всегда носят, – настояла Светка, – чтоб быстрее выздоравливали. Да и неудобно как-то без него.

Как и думал Федюня, Степаныч уже сидел на углу койки возле правой ноги Борисыча, стиснутой до колена гипсом.

– Здорово! – чувствуя неловкость от пакета и бугрившихся карманов, пожал руку Борисыча. – Как это тебя угораздило?

Подвинул табуреты. Один для себя, на другой Степанычу махнул:

– Чего расселся на постели? Потревожишь ногу-то.

Начал вынимать гостинцы, выставлять на стол. Степаныч засуетился в поисках ножа консервного, вилок и стаканов, быстренько вспорол банки, накромсал колбасы, разломал пальцами буханку пахучего ржаного хлеба, четвертинками нарезал несколько помидорин огромных, розовых, лопнувших от сока и сахара.

– Так чего молчишь? Что случилось? – опять спросил Федюня.