День в раскольническом скиту - [5]

Шрифт
Интервал

– А какие святые отцы, отец Паисий, воспретили есть картофель? – полюбопытствовал я.

– А на что тебе это нужно знать? Вышних тебе не ищи и больших себе не испытуй. Возьми хоть книгу преподобного отца нашего Барония – и тамо обрящеши.

II

Отец Паисий предложил мне осмотреть обитель. Тот же послушник отворил нам дверь, которая из общей молельни вела налево в другую келью, здесь одни монахи отправляли вечернее правило, а другие уже спали на койках. Монахи в этой келье были почти все – дряхлые старики, по слабости своей неспособные жить в отходных кельях. Они-то, во время богослужения, приходили молиться через дверь, в которую и мы вошли. Из этой комнаты отец Паисий с тем же послушником повёл меня в помещавшееся у восточной части молельни училище, «идеже обучаются дети христолюбивых и благоговейных мужей из разных весей: чтению, пению по крюкам, письму по-церковнославянски и всякой древлеотеческой премудрости».

В то время, когда мы вошли, известный читателю начетчик отец Досифей занимался с двумя учениками. Увидев нас, он встал и низко поклонился.

– Не обессудьте на наш беспорядок! – промолвил он. Убранство училища было не богато: в переднем углу, на полке, стояла настолько тёмная икона, что я никак не мог рассмотреть её лика, перед ней висела фарфоровая лампадка, в углу – битая из глины, небольшая печь, один большой некрашеный стол, несколько табуреток и шкаф с книгами в кожаных переплётах составляли всю обстановку, а висевший в заднем углу кельи чугунный рукомойник с деревянной лоханью под ним довершали убранство этого «храма старообрядческих наук». На столе лежали азбуки и псалтыри почаевского издания, возле которых валялись длинные деревянные указки, тут же разбросаны были в беспорядке какие-то тетрадки, писанные учениками церковнославянскими буквами, и две какой-то странной формы чернильницы, из которых торчали гусиные перья. (Старообрядческие переписчики для списывания книг обыкновенно употребляют гусиные перья, находя их очень удобными и безгрешными, в смысле их природной фабрикации. – Авт.).

Меня удивило то обстоятельство, что так поздно происходили занятия отца Досифея с учениками.

– Почему это, отец Досифей, вы так поздно занимаетесь? – спросил я его.

– А вот почему: это – лукавые и неключимые рабы, сиречь лентяи, – при этом он показал рукою на сидевших за столом за раскрытыми книгами мальчиков, – которые по небрежению и лености своей, – продолжал он, – не возмогли изучить данного им урока, а посему они и сидят до поздния нощи, и аз тщетно труждуся с ними.

– Ну-ка, Федор, прочти, – обратился он к одному из учеников, – да смотри – благозвучнее и не борзяся, а то как раз кума в гости пожалует!

– Какая кума? – спросил я его.

– А вот какая! – показал он на висевшую на крючке двухвостку, сделанную из толстой сыромятной кожи.

– Для чего же это нужно?

– Какой же вы несведущий, коли таковых вещей не разумеете! Смотрите, – показал он пальцем на прибитую к стене бумажку, на которой крупными церковнославянскими буквами было написано: «Зачало премудрости страх Господень»… «Аще любиши сына, наказуй его жезлом почасту, и рука, биющая его, да не ослабеет». «Вот это и есть орудие, – снова показал он на плеть, – внушающее страх Господень».

Ученик, боясь, как бы «кума не пожаловала», прокашлялся и медленно, нараспев, начал читать 38-й псалом в Псалтыри, водя указкой по словам: «От всех беззаконий моих избави мя: поношение безумному дал мя еси. Ослаби ми да почию, – дочитывал он псалом, – прежде даже не отъиду»… (С ударением на «у»).

– Тыква! – неожиданно вскричал отец Досифей, мальчики оба вздрогнули, так что у них и указки выпали из рук.

– Лжеши, самарийское отродье! Не смей по-никониански читать: «не отъиду», а читай по древнему преданию: «не отъиду» (с ударением на «и»), при этом отец Досифей на букву «и» так и взвизгнул. Мальчик поправился и прочитал сквозь слезы: «Ослаби ми, да почию, прежде даже не отъиду, и к тому не буду» (с ударением на «и»). Он ещё прочитал какой-то псалом и, кончив его, остановился.

– Добре, Федор! Иди с миром почивай, – видимо, за него заступаясь, сказал ему отец Паисий. Мальчик, сделав три земных поклона, сперва учителю, а потом столько же отцу Паисию, вышел из кельи.

– А эфтот каково занимается? – спросил отец Паисий, показывая на мальчика, который остался в школе и сидел за раскрытой книгой.

– Зла злейшее, прости, отче, Христа ради! Этот «углан» в учении и чтении зело косноязычен… А ну-ка, матырев сын, прочти хоть по складам свой урок! – приказал ему отец Досифей. Мальчик тотчас же начал:

– «Глаголь – слово – добро – ердь, Господь, покой – рцы – он – ро, про; слово – веди – све; – ять, просве; ща – есть – ще, просвеще, наш – иже – ние, просвещение, мыслете – он – мо – е, мое, и – слово – покой – слово – иже – си, и спаси, твердо – есть – те, и спасите, люди – ерль, и спаситель, мыслете – он – мой, мой; како – он – ко, глаголь – он – го, кого, слово – я – ся, кого ся, у буки – он – бо, – ю, убою…»

– А прочти-ка по верхам! – приказал вторично мальчику отец Досифей.

– Господь… просвещение… мое и спаситель мой кого… ся «убью».


Рекомендуем почитать
Тэтчер. Великие личности в истории

Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.


Мой личный военный трофей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.


Кенесары

Книга посвящена выдающемуся политическому, государственному и военному деятелю Казахстана — Кенесары Касымову. Восстание, поднятое Кенесары, охватило почти весь Казахстан и длилось десять лет — с 1837 по 1847 год. Идеологические догмы прошлого наложили запрет на историческую правду об этом восстании и его вожде. Однако сегодня с полным основанием можно сказать, что идеи, талант и бесстрашие Кенесары Касымова снискали огромное уважение казахского народа и остались в его исторической памяти как одна из лучших страниц национально-освободительной борьбы казахов в XIX веке.


Симпсоны. Вся правда и немного неправды от старейшего сценариста сериала

С самого первого сезона, с января 1990 года, каждая серия «Симпсонов» начинается с шутки, которую не замечают десятки миллионов зрителей за сотни миллионов просмотров. Когда название сериала выплывает из-за облаков, сначала вы видите только первую половину фамилии, «The Simps»; вторая показывается чуть позже. Все еще не понимаете? В английском языке «Simps» означает простаки, туповатые граждане, – как те, которых вы увидите в сериале. Но не расстраивайтесь – это не последняя шутка, которую вы не заметили в «Симпсонах».


Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.


В огненной купели

В своих очерках-размышлениях автор проводит параллель от раскольников XVII века к сегодняшним старообрядцам, описывает жизнь своих родственников и земляков – приверженцев старой веры. В книгу включены избранные стихотворения Алексея Корюкова.Книга адресована краеведам, исследователям истории и быта старообрядцев и всем, кому интересна история горнозаводского Урала.