День Суркова - [6]

Эльза считала, что её телефон скорее содержит числовой ряд из 3, 24, 17, 8, 5, а шестое число необходимо получить сложением всех вместе. Посчитав на салфетке результат, она изменила своё мнение, сказав, что это число десять, то есть результат суммы последней цифры с количеством данных.

Сурков не спешил высказывать собственное мнение до того, как решит небольшую личную проблему. А проблема сводилось к следующему: если он согласится с Людмирским и Эльзой, не говоря ничего, купит ещё один билет, заполнит его, а позже выиграет в лотерею, об этом никто не узнает. Ему уже не придётся делиться с Эльзой и Людмирским, тем более что морально он будет частично прав. Принимать такое решение не хотелось, но внутренний голос настаивал. Наконец, совладав со своей совестью, Сурков сказал:

— Поступим, как советует Эльза.

— Почему? — возмутился Людмирский.

— Потому что она посредник.

— А ты — засранец, — хихикнула Эльза.

— Молчать, — приказал Сурков. — Я только что потерял два миллиона из-за сопливой слабости, так что давайте помолчим.

* * *

Мелодично булькнул дверной звонок. Сурков открыл дверь и увидел Людмирского в смокинге и бабочке.

— Взял на прокат, — пояснил он.

— Тебе идёт. Только я предпочитаю белый.

— Белых не было, да их, скорее всего, и не прокатывают.

— Не практично?

— Наверняка. Эльза здесь? — Людмирский извлёк две бутылки шампанского.

— Нет ещё.

— Тогда спрячь, а то всё вылакает, не успеешь оглянуться.

— Я в холодильник поставлю.

— Я же сказал спрячь.

— Знаешь что, тогда сам.

Людмирский закрылся в ванной, пустил воду и долго гремел фаянсом. После чего появился с закатанными рукавами:

— Да. Я понял, почему белых смокингов в прокате нет.

Людмирский достал закатанную в целлофан сигару и долго крутил её в руках, гадая, с какой стороны откусить. Он устроился в кресле перед телевизором и стал пускать кольца в потолок.

Эльза опоздала на две минуты. Она успела покрутиться перед зеркалом, прежде чем проскочила в комнату. Передача уже началась, но ещё долго крутили рекламу офицерских часов, и ведущий говорил приветственные слова, обещая золотые горы и рай на Земле, когда по проволочному жёлобу покатился шар с номером.

* * *

Сурков прикурил сигарету, покрутил её в руках, разглядывая белый столбик. Он выпустил дым в потолок и вернулся к своим мыслям.

«Не удалось. Бывает. Кто сказал, что будет просто? Достичь цели, не приложив усилий, глупо, неинтересно. Всё идёт своим чередом, все развивается, все под контролем времени. Неужели идея глупа сама по себе? Да нет, она не глупа, она просто несвоевременна, слишком абстрактна. В конце концов, ещё Да Винчи придумал дельтаплан, но что он мог знать о дакроне и алюминиевых трубах? Мюнхгаузена до сих пор воспринимают как глупую сказку, а Сурков лично видел машину, которая движется в полном вакууме, вытягивая себя за волосы. Необходимо найти подход. Ведь все рассуждения по-прежнему кажутся логичными и последовательными. Думай, Сурков, думай.

«А что если и будущее нельзя изменить»?

Сурков поднял руку и приблизил палец к носу.

«Вот сейчас я дотронусь пальцем до носа или не дотронусь. Я хозяин будущего, и в зависимости от того, чего я захочу, изменю будущее. Или не изменю? Что изменится, если я буду спать или всю ночь трогать себя за нос? Ничего. А если я пойду на улицу? Ничего. А если я ввяжусь в пьяную драку? Ничего. А если меня собьёт машина? Никто не заметит.

Может, Людмирский прав, кто-то наблюдает за временем и не даёт возможности его изменить?

Глупости, нет ни судьбы, ни предрасположенности. Иначе наши поступки не имели бы никакого смысла, а все человечество завалилось бы на диван. Будущее можно изменить — это также верно, как-то, что оно настанет. А раз настанет, значит машину времени создадут — это абсолютно верно».

— Ничего не понимаю, — сказал он вслух.

Сурков набрал телефонный номер, и, сообщив код несуществующего города, долго рассказывал телефонной барышне, как он пытался обмануть время, как напился с Людмирским и как познакомился с Эльзой. Бархатный голосок на том конце провода сначала сопротивлялся, но вскоре замолчал, и Сурков ловил себя на мысли, что говорит сам с собой. Лишь когда он стал описывать внешность Эльзы, в телефонной трубке возникли визгливые нотки.

— А ты сам-то красавцем себя считаешь?

Сурков тут же замолчал и с испугу повесил трубку, но телефонный аппарат сразу зазвонил.

— Опочки, — произнёс Сурков, — это как вообще?

Он двумя пальцами аккуратно поднял трубку с аппарата и поднёс её к уху.

— Я тебя спрашиваю, ты себя красавцем считаешь?

— Нет, — послушно ответил Сурков.

— Тогда, кто тебе давал право хаять бедную девушку?

— Она не бедная, у неё папа — заслуженный оленевод.

— Не ври, Сурков.

— Мы, кажется, не знакомились, — опешил Сурков.

— А я тебя насквозь вижу. Сидит такой обиженный гений и думает, как бы ему стресс пережить? И давай названивать первому встречному — поперечному.

— С чего ты взяла?

— Я же сказала, что насквозь тебя вижу.

Суркову стало нехорошо. Мысль, что какая-то дама видит его насквозь, сама по себе неприятна, а если она ещё ловит за руку и перезванивает — это совсем скверно.

— Сколько ты хочешь? — спросил Сурков фразой из какого-то детектива.