День славы к нам идет - [32]

— Согласны!

— Нечего раздумывать!

— Принять негра в батальон нашей гвардии!

Симон Левассер отошел от стола председателя и вернулся к своим. Он сел рядом с Домиником, который, слушая одобрительные крики, растерянно улыбался, и дружески похлопал его по колену.

Председатель собрания, владелец небольшой переплетной мастерской, сказал, протянув руку туда, где сидел гость с далекой Мартиники:

— Гражданин Доминик, собрание секции Кенз-Вен решило позволить вам вступить в батальон Воспитательного дома. Поздравляю! Поздравляю от всего сердца! А ты пиши, — напомнил он секретарю, который вел протокол, низко наклонив над листом бумаги свою голову с русыми взъерошенными волосами.

Члены секции и публика, которая еще не разошлась, зашумели, вставая со своих мест, чтобы вновь увидеть негра. На стенах церкви, в отблесках дрожащего пламени свечей, заплясали тени. Доминик снова поднялся и стал слегка кланяться, поворачиваясь в разные стороны. Шум голосов усилился.

Председатель отчаянно затряс колокольчиком. Постепенно все угомонились, сели на свои места.

— Собрание не кончилось, — сказал переплетчик, — у нас есть еще ряд вопросов. Теперь…

— Постой-ка! — остановил его кто-то из присутствовавших. — А мундир?

— Какой еще мундир?

— Как какой? Где взять мундир такого большого размера? Нет таких мундиров!

Жан не утерпел и, вскочив, крикнул:

— Ничего страшного! Мундир для Доминика сошьет портной. Снимет мерки и сошьет. Если надо будет — за один день!

— О, Жан! У тебя мудрая голова! — похвалил юношу Доминик.

Когда они вышли из церкви, было уже поздно. Темно-синий бархат неба был утыкан крошечными золочеными гвоздиками несметных звезд. Легкий ветерок гулял вдоль нагретых за день домов, над теплыми камнями мостовой.

— Итак, друзья мои, сегодня одним национальным гвардейцем стало больше! — весело сказал Симон Левассер, обнимая новоиспеченного солдата батальона Сент-Антуанского предместья.

«Я ПОКАЖУ ВАМ ВСЕ…»

Жан зачерпнул ковшиком воды из ведра, чтобы полить на руки Николетте, приготовившейся умываться, но в это время во дворе появился соседский петух.

Он был великолепен, этот старый драчун и забияка огненной окраски! С достоинством ступал, настороженно поворачивая в разные стороны маленькую голову с крепким клювом и свесившимся набок лиловым гребешком. Николетта, полюбовавшись красавцем, взяла кусочек мыла, и Жан плеснул из ковша в ее розовые ладони. Намылив руки, она положила обмылок рядом, на камень. Вода лилась сверкающе-стеклянной струей…

Петух между тем подошел к девочке и стал клевать мыло. Очевидно, оно показалось ему вкусным… Николетта оттолкнула его ногой. И тогда… шумно хлопая крыльями, он взлетел, опустился ей на плечи и клюнул в затылок… Она закричала, стараясь скинуть его с себя… Жан бросился на помощь. С трудом удалось ему избавить ее от разъяренной птицы. Выскочившая из дома Маркиза с громким лаем начала носиться за петухом, кружившим по двору. Николетта плакала, на ее тонкой смуглой шее краснели царапины от когтистых петушиных лап. Франсуаза схватила метлу и тоже погналась за злодеем. Собака, почувствовав поддержку, с еще более пронзительным лаем устремилась на врага. Наконец лютый соседский петух, горланивший на рассвете, был с позором изгнан, и от него, как напоминание о схватке, осталось на темных торцах, которыми был вымощен двор, несколько багряных перьев…

Левассер сбегал в дом, схватил свою чистую, выстиранную мамой Франсуазой рубашку, оторвал от подола лоскут полотна и, быстро спустившись во двор, приложил его к царапинам на шее Николетты. К счастью, они оказались неглубокими, пустяковыми, и вот девочка уже улыбается, рассказывая Жану и Франсуазе о том, как она перепугалась, когда петух набросился на нее, налетел подобно коршуну.

Спокойствие было восстановлено. Но тут все увидели входившего через нишу ворот во двор Доминика. Вошел не просто Доминик — вошел бравый солдат. На нем синий форменный сюртук национального гвардейца с красным воротником, на ногах — белые гетры, на голове — треуголка. Темное лицо его сияло — счастливое и довольное. Негру не терпелось показать себя в новом, сшитом по заказу мундире. Франсуаза ахнула от восхищения. Николетта, казавшаяся такой маленькой по сравнению с Домиником, потрогала золоченую пуговицу.

— Какая красивая! Как блестит!..

— Да, детка. — Негр провел по пуговицам своей большой рукой, будто вырезанной из черного тропического дерева. — Они новые. Оттого и блестят.

— Как жаль, — сказала Франсуаза, — что Симона нет дома, ушел куда-то спозаранку. Ему было бы приятно увидеть вас в форме, гражданин Доминик.

— Вам нравится мундир? Мне, признаться, тоже. И скажу вам, друзья, по секрету, это подарок моей доброй госпожи. Памела заплатила портному.

Жан и Николетта пошли проводить Доминика. Поль, глядевший на него, как на чудо, как на сказочного богатыря, увязался за ними. Вместе с Маркизой. На улице все обращали внимание на гвардейца-негра. Некоторые сент-антуанцы узнавали его, дружески приветствовали:

— Здравствуйте, патриот Доминик!

— Здравствуйте, гражданин! — отвечал бывший раб и приветливо кивал головой в треуголке.