День середины лета - [13]

Потому и настаивал старый лорд, чтобы нарушил его сын священные клятвы брака да прижил на стороне бастарда.

Но опять не было Амарешу везения! Подружки Рема, стоило им заподозрить беременность, плод теряли, а то и сами пропадали бесследно — словно проклятие нависло над семейством! Невестка, не вынеся пренебрежения родни, позапрошлой зимой отравилась каким-то хитроумным зельем. А нынешней проклятой весной и сам Рем был убит в стычке с Императорской Армией — отцу же его едва удалось избежать обвинения в измене.

Когда-то Амареш втайне надеялся, что, может хоть младший его сын в утехах придворной жизни обзаведется наследником. Но пришлось взглянуть правде в лицо: утонченный голубоглазый Араш с куда большим вожделением смотрел не на достойных юных леди, а на молоденьких солдатиков из дворцовой гвардии. А год назад, не поделив возлюбленного с одной коварной дамой, этот позор отцовского рода отправился, наконец, на тот свет: в ядах придворные леди разбираются ничуть не хуже гильдийных лекарей!

"Береги сыновей, Амареш!" — до сих пор звучало у лорда в голове брошенное много лет назад предупреждение ненавистного Гильдмастера. И, допусти старик хоть на миг, что несчастья, обрушившиеся на его семью, были не так уж и случайны, что не сами его непутевые чада неслись навстречу бесславной гибели, но кто-то тонко и умело подначивал их да подталкивал, — настоящий страх, наверное, поселился бы в его черством сердце. Но гордыня высокого лорда ни за что не могла позволить подобного признания — а потому зло валил он все на глупость сыновей-неудачников и проклятое невезение, преследующее их род уже не одно столетие.

Теперь же вынужден был Амареш, скрепя сердце, идти на поводу у Благородного Собрания — признавать-таки непокорную Юлию своей наследницей. И второй уж час, мимо ушей пропуская выступления лордов, прикидывал он, можно ли еще, убрав с пути Юлииного тюфяка-мужа, выдать ее замуж за нужного человека. Ведь, как отец и глава Дома, имел Амареш неоспоримое влияние на неженатых или вдовствующих своих детей, но, к большому сожалению, не на внуков…

И почти уже подобрал старый лорд подходящую пару для дочери, и собрание, по всему, вот-вот должно было закончиться — Глава уж и рот открыл, чтобы всем разойтись позволить, — но вдруг ненавистный блондин, источник многих Амарешевых головных болей, встал в своей ложе, привлекая всеобщее внимание, а мальчишка Илан поднялся вместе с ним, высокомерно оглядел собравшихся, кивнул Таргелу, будто давая свое позволение… И вот тут-то почуял Амареш, что снова будет беда.

— Господа лорды! — торжественно заговорил светловолосый. — Высокочтимое Собрание! От имени лорда Илана и с его согласия имею честь сообщить вам о помолвке Илана, лорда Правящего Дома, первого наследника его Божественности Императора Астриоцеулинуса IX, с леди Алией, единственной дочерью почетного лорда Риэ и леди Юлии, наследницей Дома Амареш! Свадьба состоится согласно традициям, в день зимнего равноденствия.

Мертвая тишина повисла в этот миг в Собрании.

Еще бы! Последняя из древней семьи теряет родовое имя, уходя под кров более сильного! Кровь Амареша навек растворяется в Императорской!

Похоже, Гильдмастер только что похоронил один из неправящих Домов…

* * *

Еще не стихли этой ночью радостные пьяные вопли да здравицы за наследника и юную его невесту; еще стенал в своих покоях прикованный к ложу, но по-прежнему живой, Император; еще торчал над кипой бумаг Гильдмастер, наблюдая краем глаза, как сердито напивается в соседнем кресле его молодой друг, провожающий свободную свою жизнь; еще терла на кухне кастрюли наказанная храмовая послушница, когда бесшумными черными призраками вошли в столичную гавань два огромных диковинных корабля с горящими синим глазами на резных звериных мордах — те самые, что всю нынешнюю весну дразнили умы охочих до баек моряков и любящих жуткие слухи столичных кумушек.

Ах, если бы могли имперские сплетники заглянуть в этот глухой час к грозным пришельцам! А узрели бы они, как в фонарях на носу пылает ярко-голубым густое, липкое масло; как ослепляет оно, делая ночь вокруг гранитно-темной, непроницаемой для человеческого глаза. Да как все же у высокого борта упрямо всматривается в близкие береговые огоньки мужчина с длинным шрамом через вздернутую вверх правую щеку. Всматривается так, будто хочет одним взглядом погасить все огни до единого…

Как зверь, принюхивался чужак к незнакомой земле, вдыхал сырой весенний воздух с горьким запахом морской соли, вбирал в себя черные изломы недалекого уже города, словно готовясь поглотить его весь без остатка…

Был то Архаш Непобедимый, Взывающий к Страху и первый военный командир Пришествия. Тот, кто привык покорять, кто знал, как сделать своим любой клочок земли, попавшийся на пути его корабля. Человек, незнакомый с поражением… И хоть замахнулся он на сей раз на добычу куда крупнее привычной всякому Взывающему, но заранее уверовал в победу. Уж всяко, отступать был не намерен.

Да и не было для Архаша пути к отступлению. Повелитель Кораг, что мирно почивал в сей час в каюте, давным-давно заждался своей законной вотчины — ведь известно среди их народа, что не может Взывающий к Поклонению обойтись без собственной земли и подданных. Но, когда стало угодно судьбе подарить миру Корага, у каждого из далеких ныне Сорока Княжеств уже был зрелый, сильный Повелитель. Сорок Взывающих к Поклонению правили привычным Архашу миром. Куда же деться было сорок первому, Властителю, рожденному без страны?