Вера Хэгер встала и открыла дверь.
— Они погасили свет, — прошептала она.
И тут в гостиной раздался львиный рык.
— Они играют, — сказала Анья Хэгер, — они играют в диких зверей. Так что не присматривай за ними. Им весело.
Внезапно она почувствовала, как бесконечно устала от своей сестры.
— Дети играют, — резко продолжила она. — Они не такие, как мы.
Лицо Веры исказила гримаса, и она, бросившись на кровать, заплакала. Ее небольшая головка вся была в жидких локонах, которые она предположительно никогда не могла разглядеть в зеркало. «У нее нет затылка, — подумала Анья. — Абсолютно». Вера надела очки и сказала, уставившись в книгу:
— Прости меня. Я ведь только говорю, что им весело. Праздник удался, они едят и рычат друг на друга. Светская жизнь — это джунгли, где все улыбаются и скалят зубы…
Произнося эти слова, она выдвигала ящик ночного столика, а сестра ее автоматически потянулась к носовому платку, высморкалась и сказала:
— Спасибо! Что ты имеешь в виду, говоря «скалишь зубы», о чем ты?
Анья Хэгер села на кровати и, глядя в стенку, произнесла:
— Светская жизнь ужасна, если не любишь тех, кого приглашаешь к себе домой. Улыбаешься, скалишь зубы, потому что боишься, Дети правильно поступают. Они устраивают темные джунгли и рычат.
— Не понимаю, — ответила Вера.
— Есть ли кто-нибудь, — спросила Анья, — есть ли хоть один-единственный человек, которого мы захотели бы видеть?
— Пытаешься поссориться со мной? — спросила Вера.
Анья ответила:
— Возможно. Но как раз не теперь. Я спрашиваю, чтобы знать. Ведь можно поговорить друг с другом.
— Мы никогда не говорим. — сказала Вера. — Мы только живем.
Они прислушались к звукам в гостиной, и Анья сказала:
— Это была гиена. Как ты думаешь, это гиена?
Вера кивнула.
— Видно, что я плакала? — спросила она.
— Это видно всегда, — ответила ее сестра.
Она вышла из спальни и направилась в гостиную. Дети сняли обувку и заползли в темноте под стол, стулья, кресла и диван. Она слышала, как они рычали друг на друга. Двое затеяли драку, они катались, ворча, в неясной полосе света из прихожей.
Зазвенел дверной колокольчик, фрёкен Хэгер включила свет и открыла дверь. Дети вышли из гостиной и стали разыскивать свои плащики, сапожки и шапочки. Все время работал лифт, и в конце концов прихожая опустела, там висели лишь два длинных черных плаща. Пол гостиной был завален затоптанным серпантином и остатками торта. Анья собрала тарелки и вынесла их в кухню. Вера сидела у кухонного стола и ждала. Она сказала:
— Тебе незачем говорить, что праздник удался. Я устала оттого, что ты вечно говоришь одно и то же.
— Вот как, ты устала? — спросила ее сестра. — И я вечно говорю одно и то же?
Она осторожно поставила тарелки в раковину и прислонилась к столику для мытья посуды — спиной к кухне. А потом спросила:
— Ты очень устала?
— Устала очень, — прошептала Вера. — Что ты хочешь, чтоб я сделала? Что-то неладно?
Анья Хэгер прошла мимо сестры, легко притронувшись к ее плечу.
— Ничего, — ответила она. — Пусть все остается как есть, уже слишком поздно. Слишком поздно для уборки. Мы пойдем и ляжем спать, а посуду вымоем завтра утром.
