День рождения Омара Хайяма - [3]
Бездетная, к мальчику она относилась с деятельной нежностью, грозилась выковать из него истинного рыцаря, каждый раз плохо сдерживая восторги от лицезрения его лубочных губ и ресниц. И не только ровесницы из соседней школы для девочек и молодые соседки по дому, но даже их мамы и старшие сёстры считали необходимым при встрече подробно расспросить второклашку об учёбе, здоровье домашних и прочих глупостях, откровенно любуясь этими его «прелестями».
Дерзить тогда он ещё не умел, был по-восточному вежлив, но смущался безумно, а потому взял привычку, беседуя, как можно дольше не смыкать век, от чего глаза потом чесались и краснели, приходилось часто моргать. Губы же он прикусывал – они потом кровоточили и покрывались изнутри долго не заживающими язвочками. Не помогали даже угрозы домашних, что от этого может случиться страшная болезнь – рак.
…Теперь, когда Зейнаб решилась-таки прийти в этот дом и с её появлением над обычно шумным двориком нависла недобрая тишина, мальчик первым высунулся из укрытия. Его охватило волнение. Подумалось, что вот оно, наконец, и наступило… Он спешно уговорил соратников перейти в подвал, подальше, чтобы уже там, и как можно быстрее, все, наконец, и завершить.
Старательно выведя последнее слово, он послюнявил лиловыми губами карандашный огрызок, поставил три восклицательных знака и закрыл кавычки. Затем бегло, сильно понизив голос, перечёл текст. После чего в последний раз попытался убедить мальчиков заменить одно очень нехорошее слово на просто нехорошее. Наткнувшись на единодушный отказ, вздохнул и, кажется, смирился. Дело было за малым: аккуратно переписать вымученное на большой белый лист. И только потом пририсовать по углам таинственные символы и грозные знаки.
Спешно расстелили в два слоя старые газеты, положили на них бумагу, придавили её коленками, грубо расхватали цветные карандаши и жадно принялись за творчество: отпихиваясь пыльными головами, больно наступая на растопыренные пальцы, высунув пересохшие языки, размывая кой-где рисунки каплями обильного пота… шумно дыша широко раскрытыми ртами – совсем как стая взбешённых от жары собак. Все молча.
И хотя мальчик любил рисовать, он незаметно покинул единомышленников и вынырнул во двор, который сразу же показался лучшим местом на земле после затхлого сумрака с его вечной сыростью и едкой неистребимой вонью, толстой доисторической чёрной паутиной, покрытой плотным слоем махровой пыли, с узорчатыми липкими блёстками, что оставляют на облупленных, затянутых бархатистой плесенью стенах неспешные фиолетовые слизни, да ещё гадкими назойливыми насекомыми и ещё чем-то невыразимо мерзким, что доживает, пугая маленьких детей, в заброшенных подвалах старых домов.
Первоначально затея эта целиком и полностью принадлежала кучерявому писарю, и ему так хотелось вместе с посвящёнными довести её до финала, а потому он оставлял их сейчас неохотно. Но то, что должно было произойти здесь сегодня, – он чувствовал это всей своей кожей, – волновало его больше. Ибо речь шла о друге.
Тем, кто и вправду считал их друзьями, оставалось лишь недоумевать по поводу такой внушительной – аж в девять лет! – разницы, которая должна бы изрезать это космическое пространство частой сетью глубоких незаполнимых рвов. Но этого всё не случалось. У каждого из них, конечно же, была куча приятелей из числа сверстников, что непостижимым образом никак не мешало их взаимной приязни, которая всё росла.
Младшие пацаны решили было поначалу, что в основе её лежит вполне конкретный практический интерес. Чингиз (для своих просто Чина) рос единственным субтильным ребёнком в интеллигентной семье и, конечно же, нуждался в защитнике. Отчасти это и было правдой, но лишь отчасти.
Кто же, давайте вспомним, в этом возрасте не бредит старшим братом, сильным и отважным? Всеми этими, и даже куда большими, качествами как раз и обладал Али, в этом мальчик был убеждён. Что-то он, несомненно, дорисовывал, а что-то и наверняка заштриховывал подсознательно, доведя образ юноши до кристалла слёзной чистоты. Ну, а то, что этот подретушированный Алик никоим образом не противоречил вполне земному реальному парню… ну что ж, неужто мы позабыли очаровательную магию этого возраста?
Так ведь правдой было и то, что Чина ни разу не воспользовался высоким покровительством, даже когда его, подло подкараулив в парадном, больно поколотил этот верзила Лёшка, чтобы он не смел подкармливать красавца Джульбарса, который от этого, оказывается, добреет, что будущему пограничному псу не к лицу. Это не могло не вызвать уважение дворовой ребятни.
Что же до того случая, о котором немногие старожилы улицы помнят до сих пор, то после него верное сердечко Чины дрогнуло, сдвинулось с привычного своего места и надолго – тогда казалось, что на всю жизнь, – привязалось к этому рослому загорелому парню с непрестанно улыбающимися тёмно-карими глазами.
Случилось это на самом исходе августа, когда старшие ребята из соседних домов решили наконец-то свести счёты с давними своими противниками. «Будем бить этих фраеров на их же улице!» – так или приблизительно так прозвучала дерзкая заявка.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.