День рождения Лукана - [15]

Наконец торжественный миг настал. Няня ввела Поллу в атрий, где в расставленных полукругом креслах уже сидели все взрослые. Окинув взглядом собравшихся, из гостей Полла узнала только Сенеку, об остальных догадалась. Рядом с Сенекой сидел похожий на него человек, только с более тяжелым взглядом и мрачным выражением лица. Полла с трепетом поняла, что это и есть ее будущий свекор, Анней Мела (все имена она уже успела запомнить по разговорам, не умолкавшим в доме с первого приезда Сенеки). Поодаль от него сидела худая матрона, в лице которой было что-то лисье. Она широко улыбалась, но что-то неестественное и недоброе почудилось Полле в ее улыбке. С не меньшим испугом Полла подумала, что это, вероятно, ее будущая свекровь, Ацилия. Цестия и Аргентария Старшая сидели рядом с ней, с двух сторон, и на лицах их застыло подобострастное выражение. Только дед, расположившийся с краю, ободряюще подмигивал внучке. Наконец она решилась взглянуть на сидевшего посредине юношу с резкими фамильными чертами Аннеев, худощавостью же скорее напоминавшего мать. Это и был Марк Анней Лукан, предназначенный ей в мужья. И он тоже сразу не понравился ей насмешливостью своих глубоко посаженных черных глаз и надменной презрительностью в выражении лица. Полла подошла к каждому и поздоровалась, как ее учили.

– Ну вот она, наша невеста, Полла Аргентария… – с улыбкой произнес Сенека. Полла отметила про себя это слово «невеста». Значит, все уже решено?

– Полла Аргентария, девица не только красивая, но и ученая, – продолжал философ. – А поскольку жених – поэт, я надеюсь, он порадует невесту и нас стихотворным обращением к ней. Во всяком случае, мне он обещал написать таковое.

Сенека вопросительно взглянул на племянника, тот в ответ сверкнул недобрым взглядом, усмехнулся, но послушно встал и, обращаясь к Полле, начал читать:

Ты мне желанна, тебя обещала златая Венера,

Я тебя полюбил, прежде чем встретил тебя.

В сердце (невиданный прежде) царил безраздельно твой образ,

Слава ко мне донесла весть о твоей красоте…[48]

У Поллы, когда она услышала эти строки, все внутри вскипело от возмущения. По какому праву этот якобы поэт выдает за свои стихи ее любимого Овидия?! Он думает, что она не узнает послания Париса к Елене, или испытывает ее, как школьный учитель? Но, как бы то ни было, к этому испытанию она готова! Полла быстро взглянула на сидящих взрослых. Сенека и дед смотрели на нее выжидательно, Мела был непроницаем, а женщины по-прежнему благостно улыбались, кивая в такт, видимо даже не поняв, в чем дело. Дождавшись, когда жених сделает паузу для вдоха, Полла твердо и звонко начала читать наизусть ответ Елены:

Не сомневаюсь я в том, что то, о чем говорю я,

Жалобой глупой сочтешь, столь же наивной, как я.

Да, я проста и наивна, пока верна и стыдлива,

Жизнь безупречна моя, не в чем меня упрекнуть,

Если мой лик не печален и если сидеть не привыкла

Я с суровым лицом, брови насупив свои,

Это не значит, что жизнь мою молва запятнала

И о связи со мной кто-нибудь может болтать.

Вот почему удивляет меня твое дерзновенье,

То, что надежду тебе в полном успехе дает…

Прочитав это, она, сама поражаясь своей дерзости, развернулась и молча направилась к выходу, уверенная, что после этого ее точно отвергнут и все отношения с этим пренеприятнейшим семейством для нее будут закончены.

– Полла! – в один голос с ужасом выдохнули мать и бабушка.

– Постой! – окликнул ее Лукан, устремляясь за ней.

Полла обернулась и встретилась с ним лицом к лицу. Но в его черных глазах, оказавшихся неожиданно большими, она уже не увидела насмешки. Напротив, в них горел тот знакомый приветливый огонек, который она часто видела в глазах деда.

– Прости меня, Полла! – сказал Лукан, улыбнувшись. Улыбка как будто солнцем осветила его лицо, и оно уже не казалось ни надменным, ни презрительным. В нем высветилась даже какая-то беззащитность. – Я не стал сочинять стихов в твою честь. Что я мог написать, ни разу тебя не видев? Но теперь я их обязательно напишу. И вообще, я докажу тебе, что я действительно лучший поэт из всех ныне живущих!

– О боги… – поморщившись, простонала Ацилия. – Эти двое стоят друг друга…

Потом, через несколько дней, семейство жениха – за исключением Мелы – вновь появилось в доме Аргентария, и был заключен сговор с торжественными словами, которыми обменялись жених и опекун невесты: «Обещаешь ли?» – «Обещаю». И жених неловко надел на тоненький пальчик трепещущей невесты железное, по старинному обычаю, колечко, знаменующее крепость их будущего союза, и губы их впервые соприкоснулись в робком поцелуе. Полла еще не могла понять, испытывает ли она к Лукану какие-то чувства, но всякое упоминание о нем заставляло ее вздрагивать и было одновременно сладостно и мучительно. Не могла она понять и как он относится к ней. Да, в тот миг, когда она чуть было не отказала ему, в его глазах вспыхнул огонек приязни, но больше она такого не замечала. Ей казалось, что он смотрит на нее испытующе и, хотя враждебности она в нем больше не чувствовала, его лицо снова для нее закрылось.

Но в любом случае им предстояла невероятно долгая – особенно по тогдашним меркам Поллы – разлука в три года, за которые многое могло измениться.